* * *

Младший сидел на пне у ручья. Он был велик собой и тих. У него был сильный отцовский нос, но тот казался непропорциональным на длинном слабом лице, только недавно притушившем пожар прыщей; теперь оно остывало до лунной бледности кратеров и мертвых извержений. Он пришел сюда подумать, убраться подальше от суеты города и шумного уютного хаоса семейного дома. Он уставился на свои руки; мизинцы снова двигались. Как и большие пальцы – и он вращал ими, словно удивленными кукольными червяками в бессмысленной детской игре.

Только что он влез в какую-то нечаянную уличную передрягу; по крайней мере, он думал – втайне надеялся, – что она нечаянна. По городу пронеслось Касание – или Фанг-дик-кранк[28], как оно стало известно. Говорили, пошло оно от чудесного касания – наложения рук, очищения нечистых и безобразных. Затем стало зловредным, эксцентричным и опасным. Доброту разменяли на месть. Некоторые изгнанные из-за своих болезней теперь, после исцеления, озлились, и их магическое касание передавалось в виде проклятья. Они хватали здоровых – и здоровые становились немощными; затем те разносили заразу, не зная, во вред или на пользу будет касание у них. Их отрезало от семей и друзей, в свою очередь превращая в изгнанников. По городу разошелся ужасный страх перед физическим контактом, запирая обитателей самих в себе: руки в карманах, бегство от всех других людей.

Касание стало таким случайным, что достигло фанатичных пропорций, хаотически разнося чуму больных и исцеленных по всему Эссенвальду. Оно чинило хаос в распутных, порочных семьях и делало лечение практически невозможным. Оно меняло понятие благопристойности на всех уровнях, а в городе, основанном на коммерции, где гильдии и классы четко демаркировались этикетом и формальными встречами, без любезностей дела пошли под гору. Рукопожатие уже не считалось приемлемой формой приветствия – в моду вошли более эзотерические жесты: вернулись поклоны и прищелкивание каблуками, как и сжатый кулак на груди, невиданный в цивилизованных обществах со времен Римской империи. В этот далекий форпост скончавшейся империи, до сих пор кичившийся отступлением от косной истории предков и наслаждавшийся «современным» мироощущением, вернулась тевтонская жесткость.

Черных и нищих Касание уничтожило. Их ряды менялись в одночасье – хворые выправлялись, чистые заболевали. Из всеобщего замешательства поднимало голову великое безумие, и растущая волна параноического страха была куда больше, чем реальное число настоящих инвалидов.

* * *

Домой женщины возвращались в молчании. Сирена высадила Гертруду у дома номер четыре по Кюлер-Бруннен, и пара тихо распрощалась, пока Гертруду привечал довольный Муттер.