Старый воин потеплел к этой идее, но объяснил, что дни его наемничества прошли. Теперь его цель – служить Измаилу и применять насилие только на защиту хозяина. Это он обозначил очень четко, добавив, что, пока они оправляются, любые поползновения на их безопасность приведут и его самого, и лук в мстительное исступление, особенно если циклоп умрет. Небсуил уверял, что они оба в безопасности, – не понимая, что из-за послания Сидрусу слово сдержать уже невозможно.
Пациент спал в дурманном море материнского молока, с конечностью, завернутой в слои листьев и мазей, больше похожих на сумку для ребенка, чем на повязку. Новая рука была грубовата, но отличалась некой деревенской брутальностью, которая восхитила Цунгали. Учитывая короткий период времени, предоставленный Небсуилу, чтобы ее выхолостить и вырезать, охотник почитал за везение, что получил что-то получше, чем присаженная на культю старая ножка стула.
Потом пришел черед Измаила, и он нервничал, даже после нескольких обезболивающих доз.
– Юный мастер, это твой последний шанс передумать, – умолял расплывающийся в глазах Небсуил. – Когда я начну, пути назад не будет.
Измаил в последний раз взглянул из лица циклопа – лица, что уже начало распадаться в сбирающейся пелене. Его разговорная точка зрения падала далеко-далеко, съеживая шамана, чье собственное лицо мямлило тарабарщину.
– Делай. Делай! – сказал он и услышал, как его слова всплыли, с воркованием сели на закрывающемся оке, словно жирная безразличная птица.
* * *
– Когда срок? – спросила наконец Сирена.
– В августе, – сказала Гертруда смущенно. – По крайней мере, мне так кажется, но… похоже, он развивается быстрее.
– Карнавал? – спросила Сирена.
– Да, тогда он был зачат.
– Он – его?
– Я не знаю, я не могу быть уверена.
– Ты уединялась больше чем с одним?
– Да, – сказала Гертруда с дрожью стыда. Еще слишком рано назначать отца. В ее душе ворочалось крохотное чудище из студня и пыталось обратиться утопленными стихами к кому угодно, кто мог быть его родителями.
– Ты можешь узнать? Существуют медицинские методы. Возможно, Хоффман?
Они встретились взглядами, и Сирена поняла, что хозяин уже не вернется за своим затаившимся саквояжем. Его собачье присутствие за креслом как будто на миг проснулось на имя хозяина. Сирена это почувствовала.
– Лучше избавься от него, – сказала она.
Гертруда одеревенела, думая, что речь по-прежнему о нерожденном ребенке, потом увидела, что подруга смотрит в другое место.
– От чего избавиться?