О, это было еще ужаснее, чем присматривать за младенцем!

– Пустяки! Давайте я помогу вам…

Не успела я договорить, как Кейт перекинула свою худющую ногу через край ванны и плюхнулась в воду.

Волосы ее раскинулись по воде, рубашка всплыла над коленями.

– Пойми, когда это делала я, было не так больно. Именно поэтому я всегда вызывалась делать это.

Я подумала, что у нее просто истерический припадок. Горячка. Волосы ее намокли и стали тонуть. Она задрожала, у нее зуб на зуб не попадал. По крайней мере у нее спадет температура.

– Попробуйте успокоиться, мадам. Не шевелитесь, а то мы выплеснем слишком много воды. Я прогрею полотенца.

С таким же успехом я могла говорить по-китайски. Она обводила комнату остекленевшими глазами.

– А ты прощаешь меня, Рут? Скажи, что прощаешь!

Нет, это сильнее меня! Я больше не могу смотреть, как она сходит с ума. Я сделала шаг назад – но она схватила меня за руку.

– У меня не было выбора! Прости меня!

Как я могу? Я обернулась и посмотрела сверху вниз на нее, такую дрожащую, жалкую. Она сжимала мою руку так крепко, что ее пальцы побелели. Рубашка намокла и прилипла к телу. Я увидела очертания ее лона и сосков…

А потом я увидела и это…

– А это что, мадам? У вас на спине?

Я слегка наклонила ее голову вперед – и волосы полностью закрыли лицо Кейт.

Полосы, диагональные, выпуклые. Некоторые явно толще других. Это что, от моего корсета? Нет-нет, такого просто не может быть! Я отвела в сторону мокрый ворот ее ночной рубашки. И все поплыло у меня перед газами!

Вся ее спина была исполосована сероватыми шрамами. Такие были у всех нас – своеобразная метка работниц Метьярдов. Только у Кейт их было как минимум в два раза больше, чем у Мим! И еще следы от ожогов!

Она усмехнулась сквозь слезы:

– Я была так рада, прямо счастлива, когда появилась Нелл! Я подумала: наконец-то она переключится на кого-то другого!

Я просто не верила своим ушам. Но все же спросила: