– Миссис Метьярд… Она что, и вас тоже била?
И в этот момент многое стало проясняться для меня. Из множества фрагментов, как из кусочков мозаики, начала наконец собираться единая картина. Но чем явственнее она становилась, тем тяжелее становилось у меня на душе. Вот почему Кейт вызвалась тогда сама наказать меня кочергой. То, с какой стремительностью она утащила меня в угольную яму, спеша, чтобы нас не увидела ее мать. И то, что она оказалась около умирающей Мим в ту ночь…
Она не добивала ее. Она пыталась
– Нет! – Я закрыла лицо руками, но было поздно: я уже никогда не забуду увиденное! – Нет, я не могу поверить в это!
– Я предала мать, – проговорила Кейт, и моя ладонь, застывшая на ее плече, казалось, почувствовала холод ее голоса. – И моя расплата близка!
Все вокруг опять поплыло у меня перед глазами. Меня вдруг тоже бросило в жар. Я прижала мокрые ладони к вискам, стараясь прийти в себя и не упасть. Нет-нет, это бред, этого не может быть. Ну не могла же она сама пойти в полицию и рассказать им о теле Мим?
– Капитан… Ты счастливая, Рут… Тебе не пришлось видеть его… Настоящего…
В следующую секунду дверь едва не слетела с петель. В комнату ворвался сначала живот старшей миссис Рукер, а затем и она сама, держа в руках внушительную бутыль капель Фаулера [32].
Она только мельком взглянула на нас – и прогремела:
– Благослови тебя бог, Кэтти! Ну-ка быстро выньте ее из воды!
Я попробовала, но у меня сильно дрожали руки. Как же мне лучше подхватить ее? Того и гляди сломаю ей что-нибудь…
– Оставь, я сама! – С этими словами старшая миссис Рукер отпихнула меня от ванны. – А ты растопи камин, да побыстрее. Быстрее!
Словно оглушенная, я потащилась за углем. На лестнице я увидела Нелли и Билли. Они о чем-то шептались. Он закрыл лицо рукой.
Меня опять чуть не стошнило.
Что я наделала?!
46. Доротея
46. Доротея
Тюремная часовня – это обычная серая комнатушка, не вызывающая никакого ощущения особой святости и близости к Богу. Ни витражей, ни икон. Даже распятие в алтаре деревянное, без позолоты. Все же это тюрьма.
Мне очень трудно открыть свою душу Богу в такой обстановке. Все здесь какое-то приземленное, даже немного устрашающее. Официальная религия. Здесь нет даже намека на что-то надмирное, ничего, возвышающего духовное над бренным.