Вольгерд залетел за угол дома, где, как он успел обнаружить, стояли стулья, с которых гуляющие могли наслаждаться видами регулярного сада. Сейчас сад казался мрачным и темным – темнее, чем был до фейерверков, а под сводами террасы горели небольшие шары светильников, и на контрасте это выглядело даже уютно.

У Ма молча остановился у стульев и вгляделся в темноту.

Робжипты хорошо видели в сумерках, но насколько хорошо, Вольгерд точно не знал. Возможно, У Ма искал охранников или иных свидетелей их будущего разговора, но не нашел и, прислонившись бедром к перилам, ожидающе воззрился на голографиста.

Со стороны, наверное, казалось, что два хороших приятеля собираются продолжить праздник, скрасив его милой беседой о вселенских судьбах мира. Не хватало разве что бутылки вина и бокалов, чтобы вернуть картинку к прежнему образу дворянского поместья на Среднерусской возвышенности, но у Вольгерда, разумеется, были другие планы. Он демонстративно отключил корсет (который, разумеется, был на постоянной связи с информационным полем Навинии) и также демонстративно извлек из гнезда аккумулятор и карту памяти, продемонстрировав их робжипту.

- Что вы делаете? – спросил У Ма. Вид стоящего на одной ноге и слегка покачивающегося человека с деталями от медицинского оборудования в руках вызвал в нем сочувственный протест. – Вы нарушаете врачебные рекомендации – зачем?

- Я копирую манеры хозяина этого дома и избавляюсь от потенциальных соглядатаев. – Вольгерд сел, вытянув больную ногу, гудящую после прерванного массажа. Аккумулятор он небрежно уронил на доски пола, а карту сунул в кармашек жилета, где уже лежал обар.

У Ма задержал взгляд на этом кармашке.

- Не изволите ли занять соседний стул, уважаемый У Ма? Мне неловко сидеть, когда вы стоите.

Робжипт примостился на самый краешек, будто готовился сбежать при первой возможности. Или кинуться на собеседника, чтобы запустить руку в привлекший его внимание карман. Впрочем, последнее – вряд ли.

- Маша Некрасова поведала мне, что вы умный и до многого дошли сами, - произнес он осторожно, - однако вы еще и безрассудно смелый, если собрались копать дальше.

- У меня нет иного выбора, - пояснил Борич.

- Понимаю. Я буду говорить с вами без околичностей, камарада Вольгерд Борич. Вы отдаете себе отчет, что одним своим присутствием в этом доме подписываете себе смертный приговор? А беседа со мной, которая все равно станет известна, несмотря на отключенные механизмы, все только усугубит.

- Как говорят у нас, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Прошу вас, называйте меня просто Вольгерд, мне так привычнее.