Маша недоверчиво взглянула на него: он извиняется? Он?! Не она…

- Мы с тобой вместе собирались разговорить У Ма, но в последний момент я подумал, что справлюсь один, а тебе не помешает спокойная ночь. Последняя спокойная ночь в этом доме. Я испугался, что преждевременными откровениями невольно ослаблю тебя.

Машины глаза расширились, когда она услышала то, что он не произнес – то, что крылось за вежливыми словами.

- Ты договорился с Милой, и она нарочно меня увела?!

Это был еще один удар, и она упустила все остальное, что тоже оставалось непроизнесенным: его заботу о ней, его сомнения и надежды.

- Да ты с самого начала не хотел! Считаешь меня слабачкой и истеричкой? – Тут она прикусила язык, потому что претензии и впрямь походили на истерику. – Ну да, я вечно даю повод…

- Куда ни кинь, всюду дурацкая мелодрама, - со вздохом пробормотал Вольгерд. – Послушай, Маша, мироздание сыграло с нами злую шутку. Мы не привыкли жить нараспашку. Люди неидеальны, и некоторые мысли способны кого-то обидеть, потому их, собственно, и скрывают. Но мы с тобой оказались накрепко связаны, и я не могу разорвать контакт. Все еще не могу и уже не могу, понимаешь? Честно не знаю, как и какой ценой, но нам придется этот этап преодолеть. Будет непросто, а выбора нет.

Маша снова опустила голову. Представилось, что отзвуки, которые она принимала когда-то за ответные чувства, были отражением ее собственных чувств. Она смотрелась в то самое зеркало, о котором Вольгерд говорил ей накануне, объясняя, как защищаться. Она испытывала к нему болезненную привязанность, восхищение и любовь – да, настоящую и глубочайшую любовь! А что испытывал к ней он, оставалось скрытым за амальгамой. Нравилась ли она ему хоть немного? Был ли шанс побороться за него с его прошлым и, возможно, настоящим? Может, на Земле его ждала девушка, и все, что Маша планировала, изначально являлось безнадежным.

Ей требовалось знать про него все! Но ответы терялись в зеркальных гранях, и Маше хотелось от души размахнуться и расколошматить эти лживые зеркала, чтобы добраться до правды. Она едва сдержалась, чтобы не напасть, не рубануть с плеча, не спровоцировать его на ответные меры. Маша вдруг поняла, что если пойдет у себя на поводу, то все потеряет, абсолютно все! И это стало бы для них бесповоротной катастрофой.

- Сядь, пожалуйста, - попросил Вольгерд. – Был длинный день, и мы оба на грани. К тому же доктор сделала мне укол и, кажется, добавила в него снотворное, мне сложно стоять.

Маша подошла к дивану и села. Он опустился в соседнее кресло, пристроив костыль к низкому столику, на котором стояла пустая посуда и – вот же она дура! – врачебный чемоданчик, который Вера оставила здесь до утра, чтобы не таскать с собой.