Во время этой пламенной речи Трумберг на секунду застыл с остекленевшими глазами, но потом сделал знак вырубать трансляцию. Последние слова Умила договаривала с выключенными микрофонами, однако не останавливалась, а лишь повышала и повышала голос:

- Робжипты, наши добрые соседи, стали в этой чудовищной игре разменной монетой. На Карнавале готовится чудовищная провокация с целью развязать межпланетную войну. ОрСИ нацелился убрать робжиптов с дороги, потому что они осмелились его отрицать и пытаются донести до людей правду!

Сначала Трумберг не обращал внимания, что Умила продолжает говорить, поскольку его не интересовали слушатели из клуба, а вещание было прервано, но невидимый редактор напомнил ему про робжиптанскую камеру Вольгерда.

- Остановите запись, немедленно! – приказал он, поднимаясь и грозно тыкая пальцем в детектива.

Разумеется, Вольгерд не послушался. Он тоже встал, перехватывая трость поудобнее, и на пару вязких секунд они застыли, непримиримо глядя друг на друга. Умила говорила, досказывая последние заготовленные фразы, и Маша понимала, что благодаря робжиптанской камере ее слова расходятся по всей населенной Галактике.

- Не делайте глупостей, Арам! – угрожающе произнес Борич и Трумберг реально испугался, отступил. – Вы же понимаете, что, выполнив требование, станете использованным материалом. Даже ваш инфорг будет уничтожен.

Он давал Миле время закончить, но ярость близкой битвы уже клокотала в нем. Вольгерд стоял, перекрывая доступ к камере и отслеживая движение работников сцены на периферии, готовый убить любого, кто попробует к ней приблизиться. Освобожденная из ножен рапира тонко сияла в свете софитов.

Повинуясь внутренней подсказке, Маша телепатически усилила эффект и вложила в головы окружающих мысли о злобной мощи голографиста, за спиной которого сейчас стояли десятки убийц, которых он когда-то исповедовал. Никто не решался приблизиться ни к камере, ни к Боричу, видя в нем хладнокровное и не знающее пощады чудовище.

Трумберг со страшным криком схватился за голову. Его полный боли рык напугал не только зрителей в зале, до которых пока еще мало что дошло, но и Машу. Она вздрогнула, теряя концентрацию и думая, что ведущий сейчас кинется к горшку. Она приготовилась защитить Умилу. Если придется, то и собственным телом.

Вольгерд тоже к этому был готов и передвинулся в сторону горшка. Умила наконец договорила, и камера больше не имела значения. Едва дорога к ней освободилась, туда сразу кинулись работники с намереньем все отключить. Маша вскочила… И тут Трумберг, оборвав вопль, побежал – но не туда, куда они все ждали, а в противоположный конец сцены.