У меня возникло странное ощущение пустоты: иногда кажется, будто мертвые остаются рядом со своими могилами, теснятся в недоброй, застывшей, как смола, тишине, ждут чего-то, как на кладбище в Анненбауме, а отсюда словно бы все ушли. Может быть, это было связано с чувством общего запустения, хотя несколько могил выглядели довольно ухоженными, а на некоторых в каменных раковинах еще пестрели, пробиваясь сквозь опавшие листья, запоздалые астры и хризантемы. Рядом с одной из таких зияла свежая могильная яма; я аккуратно обошел ее и прочел на надгробии из черного мрамора: «ЧАГИН А. Г. 1941–1983», а ниже «От скорбящих друзей с благодарностью за преданность делу».

– Это двоюродный дед Марты, –  сказала Машенька. –  Он когда-то давно работал у моего дедушки. Этому кладбищу больше двухсот лет, здесь хоронили тех, кто служил нашей семье с особенным самоотверженным усердием, что было неким знаком отличия и благодарности. Могил советского времени совсем немного, только несколько выдающихся сотрудников Института генетики.

– Чем же так отличился этот родственник Марты? –  спросил я.

– Не знаю, дедушка не рассказывал.

– А у вашей семьи имеется свое фамильное кладбище?

– Есть много захоронений в разных местах, –  уклончиво ответила Машенька, –  отдельно, в особом месте, погребали только тех, кто был главой рода.

Она стояла у края могилы, задумчиво глядя вниз. Вопросы напрашивались во множестве, но я счел за благо отложить их до лучших времен. Меж тем послышалось шуршанье шагов, приглушенные голоса, кряхтенье, и по тропинке из-за деревьев вышли изрядно раскрасневшиеся Герасим, Захар, Архип и Петька, тащившие на себе гроб с телом Марты. Петька в этой компании был самым низкорослым, и ему приходилось тяжелее всего, потому что увесистый гроб постоянно сползал углом в его сторону. Он пыхтел, скалился и слизывал пот с усов. Герасим внешне выглядел бодрее всех, и я подумал, что никто не задался вопросом, что он чувствует, сгрузив несколько дней назад замороженный труп жены в кузов фургона, а теперь принимая участие в торжественных похоронах ее убийцы.

Церемония не заняла много времени. Аристарх Леонидович, в толстой черной бархатной куртке с меховым воротом, выдыхая облака пара и табачного дыма, сказал несколько слов и обронил в яму пару комьев мокрой земли; они со стуком упали на крышку гроба и оставили неопрятные влажные пятна на черной коже его перчаток. Прочие хранили молчание, и только Вольдемар, подойдя к могиле, чуть заметно кивнул. Машенька стояла поодаль, пока Архип и Герасим, споро орудуя лопатами, забрасывали яму сочащимся влагой болотным гумусом, но, когда грохот земли о сосновые доски затих и могила с умиротворяющим тихим шепотом наполнилась землей, так что на поверхности остался лишь утрамбованный продолговатый холмик, она приняла у меня из рук лилии и убрала его роскошным покрывалом сияюще-белых цветов. К тому времени рядом почти никого не осталось: кажется, все были рады покончить с делом как можно скорее и вернуться в Усадьбу; последним уходил Петька, оглядываясь на нас с Машенькой через плечо и ухмыляясь.