Мы неспеша отправились в обратный путь по тропинке.

– Скажите, –  прервала молчание Машенька, –  вы задумывались когда-нибудь, что напишут на вашей могиле?

– Признаться, мне всегда это было безразлично, –  ответил я. –  Во-первых, неочевидно, что у меня вообще будет могила, а во-вторых, я совершенно уверен, что к ней никто не придет.

– Я приду, –  серьезно сказала Машенька. –  Нет, ну правда, какую бы вы хотели для себя надпись?..

Мне пришло в голову рассказать о знаменитых эпитафиях писателей и поэтов, и идея оказалась удачной: она с интересом слушала о прославленном драматурге Эсхиле, написавшем о себе, как о воине и гражданине, но ни слова –  как о поэте, о Шекспире, сочинившем стихотворное проклятие тем, кто вздумает вскрыть его могилу, и даже рассмеялась истории про Герберта Уэллса, завещавшего написать на надгробии «Я вас предупреждал, проклятые вы дураки!».

– Я бы тоже хотела для себя какую-нибудь хулиганскую надпись! Или загадочную, в одно слово, например «аргумент» или «аллюзия».

– Почему аллюзия? –  удивился я.

– Просто красивое слово, мне нравится. Кстати, а что оно значит?..

Обед прошел в похоронном молчании и как-то скомканно: все старались побыстрее разделаться с едой и разойтись. Граф отправился в казарму к фирсам, Вера ушла проводить лекцию для воспитанников. «Расскажу им сегодня про психологию смерти», –  сказала она, а мы с Машенькой поднялись в Библиотеку.

О занятиях литературой не могло быть и речи, а нахмурившаяся погода и начавшийся монотонный дождь за окном не благоприятствовали прогулкам. Дуняша принесла нам горячего чаю; я закрыл двери, разжег камин, и мы просто сидели и разговаривали за широким столом под размеренное тиканье старинных часов, среди стеллажей с книгами, глядя на то, как волглый туман заволакивает аллею и далекое море.

Я не помню, как мы стали говорить обо мне: чем дальше, тем менее связными становятся воспоминания о том вечере, и тем более все представляется каким-то видением или сном. Кажется, я хотел развлечь Машеньку историями из своего школьного детства, но обнаружил, что в моем прошлом веселого оказалось немного.

– В детстве я казалась себе очень взрослой, –  сказала она, –  а сейчас выросла, но чувствую себя ребенком, хотя и знаю, что не должна.

– В зрелом возрасте есть единственное преимущество: все разочарования уже состоялись, –  отозвался я. –  Почему-то считается, что убеждения, к которым приходит человек с годами, качественно лучше и правильнее тех, которые он исповедовал в юности. Это и называется мудростью, что очень странно: неужели утрата дерзости, страсти, мечты и амбиций –  это мудрость? Мир детства прекрасен тем, что там есть волшебство, страшные сказки, герои и чудища. В мире взрослых есть просто люди, делающие свою работу.