– Пожалуйста, расскажите про чудищ! И про свою работу, мне действительно интересно!

И вот так получилось, что я стал рассказывать про Кардинала; о миссиях в Таиланде, Лаосе, Китае и Бирме; о трех роковых пулях, которые, к сожалению, меня не убили, о тюрьме и побеге, о нелегальных боях без правил и о возвращении в Санкт-Петербург. Машенька слушала, широко распахнув глаза; за окнами хмурились сумерки, в камине гудело пламя и трещали поленья, пахло березовым дымом и старыми книгами, время от времени с хрипловатой натугой били часы, и все рассказы превращались в волшебную сказку. Мне самому вдруг стало казаться, что я говорю не о себе и не о своей жизни, а пересказываю какой-то причудливый роман.

– А какое из ваших приключений было самым необыкновенным?

Я поколебался секунду и ответил:

– Рукопашная схватка с волком-оборотнем.

Эту историю я не рассказывал никому и не думал, что в нее может поверить хоть кто-то, кроме тех очень немногих, кто был ее непосредственным очевидцем. Но Машенька не просто поверила, она настойчиво требовала подробностей –  и вот уже я как будто оказался не в Библиотеке рядом с камином и книжными полками, а в пропитанном стужей и сыростью бетонном коробе заброшенного заводского цеха, и исполинская тень неумолимо двигалась мне навстречу, неуязвимая для пуль и ножа, а потом ветхие деревянные переплеты огромного окна в противоположной стене с треском ломались и пыльные стекла обрушивались, как нож гильотины…

– Знаете, вы настоящий герой, –  серьезно сказала Машенька.

– Возможно, когда-то был им, но не сейчас. Я подал прошение об отставке, и его, похоже, удовлетворили.

– Но вы вернулись! Герой всегда возвращается, когда в нем есть нужда. И я уверена теперь, что вернулись вы очень вовремя.

Я не нашел, что ответить, и мы какое-то время молчали, а потом раздался осторожный стук в дверь: Дуняша звала нас на ужин.

За столом Машенька была оживленной, даже веселой, пару раз удачно подшутила над своим сумрачным братом и посылала в мою сторону такие лучащиеся взгляды, что мне даже стало неловко. Наблюдавшая эту пантомиму Вера то и дело удивленно вздергивала брови, чем смущала меня еще больше. После ужина Машенька удалилась к себе в Девичью башню; из Верхней гостиной зазвучал смех и голоса, наперебой выкрикивающие имена фирсов, что знаменовало возвращение в Усадьбу духа непринужденной веселости. Я отправился к себе в комнату, и едва успел зайти, как в дверь постучали. На пороге стояла Вера.

– Что у тебя с дочкой Зильбера? –  спросила она без обиняков.

Я отчего-то растерялся, и потому ответил вопросом: