Все замерли.

Она щелкнула пультом, и на большом экране, где обычно писали всякие формулы по баллистике, перед нами развернулась картинка. Все было как тогда — длинный стол, люди в военной форме — чрезвычайная комиссия, а на свидетельском месте я с неприятным чувством узнала себя.

— Рядовая Реталин Корто, группа бета отделения М Шестого специального подразделения Вооруженных сил Центральноевропейской Республики, — услышала я свой голос, и меня передернуло.

Я так разговариваю? Удивительно, что люди вообще со мной общаются. К счастью, это быстро закончилось — половину моих слов из записи вырезали. Потом показали Косту Дейнака — с экрана он говорил о том, что Рейнис допрашивал террористку, пока он обыскивал комнату. Потом Ханнеле и Биргит — они рассказали, как Аре пыталась выболтать наши секреты во время учений, и по кабинету пронесся возмущенный гул. Я покосилась на Эрику — она сидела, не поднимая глаз от стола. Пусть она не знала, в чем соврал Дейнак, но она присутствовала при разговоре Аре и северных девчонок, и понимала, что это, конечно, не ложь, нет. Это правда, просто неверно истолкованная.

Потом были отрывки показаний наших кураторов, всех троих. Они сыпали какими-то техническими терминами и цифрами, называя переменные, которых я не знала.

А потом на свидетельское место вышла девушка в яркой тюремной робе и наручниках. Она держалась скованно, двигалась неуверенно, одна сторона ее лица опухла, под глазом лиловел синяк, но ее волосы по-прежнему нимбом окружали ее лицо, и я ее узнала.

— Меня зовут Квета Хельме, — сказала она хрипло.

Так разговаривают те, кто долго кричал и сорвал голос.

Значит, они знают, подумала я, и сама не поняла, что чувствую — злость или облегчение. Они знают, почему на самом деле Аре стреляла. Сейчас все наши это узнают.

— Я живу в поселке Юстань… бывшем поселке, в пустошах.

Кадр дернулся, словно в этом месте часть записи вырезали.

— …иногда приезжали, но я об этом ничего не знала, — услышала я конец фразы.

— Дальше, — сказал кто-то из членов комиссии.

— Этот парень продолжал задавать вопросы, — сказала Квета. — Он не верил, что я в этом не замешана.

Странно, что Рейнис вообще о чем-то ее спрашивал, подумала я. То, что он ей не поверил, как раз не удивительно.

— Тогда он велел второму парню обыскать соседний дом, и он ушел. И тогда… почти сразу… — девушка запнулась.

Я знала, что она сейчас скажет, и понимала, почему она не может говорить. Рассказать о том, что она пережила, перед всеми этими людьми — словно пережить все это еще раз.

Но Квета начала говорить что-то совсем другое.