Воспользовавшись передышкой, я слез со стены и подошел к лежащим на земле двум чучелам, одетым, в здешнюю одежду. У одного разворотило половину головы, другому продырявили грудь. В темноте они прекрасно справились с отведенной ролью. Я усмехнулся.

— Рано радуешься, — сказал подошедший Федор. — По большому счету, это только разведка боем. Они поняли, что мы ждем их, и в следующий раз будут действовать умней.

Видимо услышав выстрелы, на улице показался Шушен. Подойдя к нам, он обратил внимание на лежащие рядом соломенные фигурки.

— Потери есть? — сказал он.

— Только они, — кивнул я на чучела.

Старик улыбнулся.

— Хорошее начало. Постарайтесь и дальше в том же духе.

— Обещать не могу, — серьезно сказал мой друг. — Но сделаю все, что в моих силах.

Старейшина кивнул и направился восвояси. Я догнал его и задал волнующий меня вопрос о его внучке и Кушаюке. Шушен внимательно посмотрел на меня.

— Нравится Шатья?

Я кивнул. Он вздохнул.

— Много лет назад я был дружен с отцом Кушаюка. Он получил тяжелое ранение во время охоты в лесу, став жертвой литавра. На смертном одре я обещал ему, что моя внучка станет женой его сына. Теперь я могу сделать только одно — если Соррес будет спасен, позволю Шатье самой решать. Если ты ей по сердцу, она будет с тобой.

— Спасибо, — от души сказал я.

Шушен кивнул и продолжил свой путь.

* * *

В следующий раз атаковали с первыми лучами солнца. За ночь кочевники возвели лагерь у подножия холма. Снова развернули шатры и палатки. Осознав, что Соррес не взять наскоком, бандиты начали действовать, практически по схеме Федора. Разделившись на две группы, они начали новый штурм. Первая решила взять участок стены возле ворот, а вторая отправилась на противоположный сектор, в задней части города. Видя, приближающиеся силы неприятеля, Федор подозвал меня к себе.

— Бери половину людей и отправляйся защищать дальние рубежи, а я буду здесь, — сказал он.

Спорить с ним было некогда. Взяв себе восемь человек, среди которых оказался и мой новоявленный соперник на амурном фронте, я побежал на удаленный от зданий и построек участок стены. Когда мы оказались на месте, у частокола уже торчали четыре лестницы, по которым, враги добропорядочной группы человечества в этом мире, карабкались наверх. Одну из них я сходу сбросил пинком, опрокинув находящихся там кочевников, две отправили в полет мои ополченцы, а вот с последней так не получилось. Перебравшись через острые зубцы стены, на площадку выбрались первые бойцы в черных балахонах и сразу бросились на нас. Увернувшись от тычка ружьем, с приделанным к нему штыком, я перехватил ствол и сбросил нападавшего со стены. Следующего головореза я застрелил из захваченного оружия. Обнаружив, что больше патронов в нем нет, я отшвырнул бесполезный кусок металла с деревом и сдернул с плеча свое оружие. В этот момент ко мне подбежал щуплый, но юркий тип с ножом. Не дав мне выстрелить, он быстрыми движениями полоснул мне клинком по обеим рукам, отвел мою винтовку в сторону, и, повалив меня, навалился сверху, пытаясь дотянуться до горла. Держась обеими руками за трехлинейку, которая превратилась в заслон, отделяющий меня от смерти, я почувствовал, что теряю силы. Неожиданно хватка ослабла, а наседающий на меня кочевник с побелевшим лицом, отлетел в сторону. Надо мной теперь стоял Кушаюк, с топором в руке, и смотрел немигающим взглядом. В его глазах читались сомнения. Он боролся с желанием раскроить мне череп, и одновременно с долгом перед Шушеном и Сорресом. Не став ждать исхода его внутренних метаний, я сам поднялся на ноги, и поблагодарил за спасение жизни. Он ничего не ответил. Вместе мы бросились на выручку оставшимся товарищам, которых стали теснить, все прибывающие враги. Их осталось четверо. Тела соплеменников лежали на площадке, об них спотыкались кочевники.