– Тоже нет…

– Вы врете!

– И опять нет, – Земляной вытер руки о сукно стола. – Позовите кого-нибудь прикрыть ее, а лучше унести. Поднять все равно не получится…

– Вы прикрываете друг друга! – Михайло Евстратьевич постепенно наливался краснотой. Сперва побагровели уши, затем глаза, налился тяжелым багровым цветом нос, а по щекам поползли пятна. – В моем городе… в моем доме…

– Давно уже неспокойно, – Его императорское Высочество умели быть незаметными. – Вы, безусловно, человек многих достоинств…

Таржицкий дернул тугой узел галстука.

– Воздуха…

– И за здоровьем следить стоит, – это Его императорское Высочество произнесли с некоторой укоризной. – Помнится, в прежние времена вы куда больше внимания уделяли вопросу здоровья и общего благополучия. Но и вправду, откройте окно, что ли?

Воздух был влажным.

И принес запах лилий.

Таржицкий прислонился к стене, так и прижимая руку к горлу, его рот открывался и закрывался.

– Пусть найдут целителя. И госпожу Таржицкую. Не стоит ей бросать супруга в столь непростые для него времена…

…целителя нашли быстро.

А тело на столе прикрыли шторой, сдернувши ее с ближайшего окна. Штора оказалась несколько пыльноватой, но укрыла и несчастную, и стол.

…за что ее?

…только ли дело в желании подразнить Глеба?

…или в надежде, что он, увидавши кого-то, похожего на Анну, не поймет, в чем дело? Сорвется? Тьма ворочалась, тьма ворчала, что не стоит терять время в этой комнате.

Здесь вон и Его Высочество.

И Дед у дверей замер, нюхает воздух и бормочет под нос что-то пренедовольное. А тьма поторапливает.

– Настеньку… не надо, чтобы она видела… – голос Таржицкого слаб, и в нем слышится мольба. – Не надо…