– Как раз-таки и надо, – Его императорское Величество умели быть жестокими. – В противном случае она и дальше будет пребывать в заблуждении о своей непричастности… госпожа Таржицкая?

Она выглядела растерянной.

И смущенной.

И испуганной, хотя отчаянно пыталась совладать со своим страхом.

– Что… простите, что здесь происходит?

– Вот и нам, не поверите, весьма и весьма любопытно, что же здесь происходит? Отчего вы, госпожа Таржицкая, позволили подобному произойти в вашем доме? Подойдите.

Сейчас этому голосу нельзя было противиться.

И взгляд Таржицкой остекленел.

Она сделала шаг.

И еще один.

Пальцы ее дрожали, а левый глаз подергивался, губы же изогнулись в какой-то совсем уж безумной улыбке.

– Взгляните на эту женщину. Она вам знакома?

– Н –нет…

– Нехорошо лгать, – Его императорское Высочество покачали головой. – А ты, Глебушка, иди… мы же побеседуем о том, что женщины в некотором роде куда изворотливей и умнее мужчин. Вот тебе, скажи, пришла бы в голову мысль воспользоваться нынешней ситуацией, чтобы избавить супруга от любовницы?

– Значит… все-таки… она? Машенька… – охнул Таржицкий. – Машеньку за что…

– За то, что ты… ты позабыл обо всем… обо всех, кроме Машеньки… Господи, да за что мне это? Он… все прожекты и прожекты… свое состояние истратил, мое приданое… я умоляла его не увлекаться, так нет же… позанимал.

Дверь не стала препятствием для этого высокого голоса, в котором звенели истеричные ноты.

– Я ему дочь родила, а он… драгоценности продал! Мои продал, а Машеньке жемчуга поднес! Думал, я не узнаю?! Да мне в тот же день!

– Простите, – Светлана Таржицкая вцепилась в рукав Глеба. – Что там… что происходит?

А он лишь плечами пожал, не зная, как сказать.