— да скорее камни с неба посыпятся.

— Я люблю ее, Ратша, — только и смог он сказать. Как будто из души слова эти водой на горячую печь плеснули. И забурлили встревоженно, стихая и успокаиваясь

— он смирился с тем. — Ты можешь не слушать меня и не верить, но это так.

— Я ничем тебе помочь не могу, — тот покачал головой, и в голосе его вдруг не оказалось больше гнева. — И мне жаль тебя. Потому что она выйдет замуж за Домаслава, а ты терзаться будешь тем, что в памяти твоей осталось. Каждый миг, который ты урвал, каждое слово… Изо дня в день они будут тебе мысли отравлять. Это хуже всего, Владивой. Я знаю.

Больше они ни о чем говорить не стали. Все сказано. И потому Ратша отправил Грозу с Беляной — хоть какое-то время до сватовства Домаслава вдали от Владивоя скоротать. Он не объяснял ничего, но тот чувствовал его стремления как свои. Он поступил бы так же. Да только покоя душевного ему понимание того не добавляло.

Теперь вновь сковало душу ожиданием вестей. А время все тянулось и тянулось. Уж вернулась часть кметей с тем, что Беляна и впрямь с Любором в Долесск отправилась. А куда Гроза подевалась — не знали. Следы ее затерялись в Кременье, веси отдаленной и глухой. Он отправил гридей назад — вызнавать, выспрашивать. Еще пятерых — в Долесск снарядил, чтобы там все разведали: может, пожелала Гроза с подругой отправиться.

И снова дни — один за другим, как камни по темени. И ночи бессонные, что прерывались лишь прохладными вспышками короткой дремоты, где являлась ему то Беляна в супружьем платке — да все какая-то бледная и безрадостная. To Гроза

— всполох его огненный по сердцу. И тогда он просыпался весь в поту с ее именем, что еще горело в горле, с напряжением в паху — когда с ним такое случалось, чтобы от одной мысли о девице, точно у парня молодого?.. Может, прав Ратша — потеряет ее, и последнего покоя лишится.

Владивой уж думал собраться до Любшины, разузнать, как они справляются с тем, что осталось им после нападения русинов — и хоть немного мысли отвлечь. Да выехать все ж не пришлось. Потому тем утром, как он приказал уже выводить коня из стойла, встала у берега знакомая лодья с межвежьей головой на штевне. О том доложил один из дозорных, попавшись Владивою навстречу во дворе. Как раз, видно, к нему спешил или к воеводе. Кмети, что собирались ехать с князем и столпились у терема, прислушались озадаченно. Здесь уже давно ждали других напастей. И о русинах забывать никто не торопился. А раз прибыл кто-то из находников, может, вести как раз о них и есть.

— Ведите в общину, — велел Владивой и сам туда отправился.