Ратибор тоже повернулся к нему и кивнул молча, будто все это было для него понятным и без лишнего приказа. Рарог тем временем направился прочь со двора, и можно было быть уверенным, что к вечеру его в Белом Доле не будет. Он сам пошел на этот шаг. Ради того, что было для него важнее всего — и голова раскалялась от понимания, что тем он только ближе Грозе станет. Хоть и не увидит она его в тот миг, как Владивой заберет ее у Любора — а он заберет. Если даже ему придется рать на Долесск пустить. Но все ж надеялся он, что до такого не дойдет. Лишнюю кровь проливать никто не хочет.

Владивой, проводив Рарога взглядом, пока тот не пропал за воротами острога, вдохнул глубоко воздух, наполненный сырым древесным духом. словно мелкий туман окутывал все вокруг, висел полупрозрачной куделью над рекой и качался пылью над верхушками елей, к сумрачному виду которых глаз уж привык. Слегка уложив в голове мысли, что никак не желали приходить в порядок и успокаиваться, Владивой вернулся к столу, на котором так и стоял тот ларь. Он открыл его, провел ладонью по прохладным твердым слиткам — и вдруг, схватив за край, опрокинул на бок. Гладкие куски золота с грохотом будто бы расплескались у ног крупными брызгами. А после миг оглушительного волшебства прошел — и это оказались просто блестящие камни, ни за один из которых не стоит покупать ничью жизнь. Просто камни — поддать сапогом и забыть. Но отчего же многие сходят с ума, только едва взглянув на него? Наверное, у них еще не случалось в судьбе таких мгновений, когда что-то становится гораздо более важным. Что заполняет всю душу, и в ней не остается места иному.

Сейчас у Владивоя был именно такой миг. И отчего-то его хотелось запомнить.

И показалась дорога до Долесского княжества слишком длинной, хоть было ее всего пятерица. Да каждый день, что Владивой в лодье проводил, Гроза оставалась в полоне Любора. Вряд ли тот обращался с ней худо, но раз он задумал много подлостей, то, может, и на такое способен — кто его теперь знает.

И, казалось бы, плывет Владивой зря: дочери обратно в Волоцк ему не вернуть — а другое занимало теперь в его мыслях важное место. Пусть Беляна и воспротивится, коль скоро добралась до возлюбленного, и клещами ее теперь из Долесска не выдернешь, а хотя бы водеводову дочь он освободит. И тревожным для самого себя казалось осознание, что сделать для того он может теперь все что угодно.

И сколько верст водного пути прошли за эти дни, Владивой постоянно чувствовал наблюдение. И знал даже, кто идет за ним по пятам, на глаза не показываясь будто бы, да и не слишком скрываясь. Почудилось даже однажды на ночевке между весями, что проскользнули в прохладной темноте очертания знакомого струга. Рарог следовал за княжеской лодьей почти в открытую, и вряд ли он беспокоился о том, сможет ли Владивой выцарапать из рук Долесского княжича дочь. Другая девица ему покоя не давала — и оттого на душе все паршивее становилось. Неспроста такая забота — как бы не дала Гроза находнику каких надежд в то время, как Владивой ее не видел.