Новыми гостями хомленских знакомцев Айна оказались каганатские военачальники. Они рассказали сержанту секрет, благодаря которому восточные соседи, обладавшие поначалу не самой большой на свете армией, быстро и почти без потерь расширили свои границы. Секрет был прост. Одержав несколько сокрушительных побед, побеждая превосходящего числом противника, хорошо обученная и оснащенная армия Каганата в бой без необходимости не вступала. С городами и деревнями каганатцы договаривались.
Какой смысл вырезать население, возделывающее земли и производящее товары, тратить силы на осаду и прочее, если можно отправить гонцов с деловым предложением? Оно тоже формулировалось до крайности просто: «Переходите под наши знамена, платите налоги не короне, а нам». В случае согласия Великий Каган обещал защиту, отмену пошлин на дорогие восточные товары, выгодные соглашения с купцами и прочие блага. Слово свое Великий Каган держал, новых граждан не ущемлял.
Айн и сам это знал. Он родился и вырос у восточной границы, которая тогда пролегала не по горному хребту, а по степи. Сержант видел, как города один за другим принимали условия Великого Кагана, а граница сдвигалась на запад. Итсен пробовал отбивать бывшие свои города, но ему трудно было снабжать армию по ту сторону гор.
По той же причине и Каганат нуждался в Хомлене, в возможности обосноваться на этой стороне гряды. Укрепленный город, луга, на которых можно разбить лагеря, прямое сообщение с Каганатом через Рысье ущелье. Сержант из Рысьей лапы был на вес золота, а разобиженный, подкормленный, подпоенный и по дружбе всякими мелочами обязанный каганатцам вообще приравнивался к бриллианту.
Жаль, что Айн Хардон в те дни не понимал, во что ввязался. Я с ужасом осознавала, что за те три месяца, которые Эстас Фонсо считался командиром крепости, он был в ней неотлучно только первые несколько недель. Разумеется, за это время он не мог навести порядок и превратить развращенных мужиков в солдат. Особенно заставляя их нести службу, как положено, лишая «девочек» и разных вольностей. Позиция сержанта, старшего, давно служившего в Рысьей лапе и олицетворявшего прошлый, уклад была куда прочней.
Этим он и воспользовался. Поставил в караулы нужных людей, впустил в крепость каганатцев-приятелей. А потом ночью вместе с несколькими единомышленниками из рысей напал на командира, лекаря и тех, кто не поверил бы приказам, отданным сержантом. Всех этих людей заперли в погребах, откуда без помощи извне не выбраться.
К этому моменту возмущение мое было столь велико, что я с трудом сдерживала порыв ударить сержанта магией. Но дать волю разрушительной и неразумной энергии я не могла. Лишить себя такого ценного осведомителя я не имела права, а потому потратила магию на то, чтобы заслониться от резких и ярких чувств сержанта и заодно пригасить свои собственные. Злиться и печалиться можно позже, а во время беседы мне как никогда нужна была холодная голова.