умозаключениях и тем самым устанавливать формальные правила всякого применения

рассудка. Если бы она захотела показать в общей форме, как подводить под эти правила, т.

е. различать, подчинено ли нечто им или нет, то это можно было бы сделать опять-таки

только с помощью правила. Но правило именно потому, что оно есть правило, снова

требует наставления со стороны способности суждения; таким образом, оказывается, что, хотя рассудок и способен к поучению посредством правил и усвоению их, тем не менее

способность суждения есть особый дар, который требует упражнения, но которому

научиться нельзя. Вот почему способность суждения есть отличительная черта так

называемого природного ума (Mutterwitz) и отсутствие его нельзя восполнить никакой

школой, так как школа может и ограниченному рассудку дать и как бы вдолбить в него

сколько угодно правил, заимствованных у других, но способность правильно пользоваться

ими должна быть присуща даже школьнику, и если нет этого естественного дара, то никакие

правила, которые были бы предписаны ему с этой целью, не гарантируют его от

ошибочного применения их. Поэтому врач, судья или политик может иметь в своей голове

столь много превосходных медицинских, юридических или политических правил, что сам

способен быть хорошим учителем в своей области, и тем не менее в применении их легко

может впадать в ошибки или потому, что ему недостает естественной способности

суждения (но не рассудка), так что он хотя и способен in abstracto усматривать общее, но не

может различить, подходит ли под него данный случай in concrete, или же потому, что он к

такому суждению недостаточно подготовлен примерами и реальной деятельностью.

Единственная, и притом огромная, польза примеров именно в том и состоит, что они