умопостигаемые миры, хотя бы даже только в понятие о них. Вполне простительное
заблуждение, которое очевиднейшим образом приводит нас к этому, но не может быть
оправдано, состоит в том, что применению рассудка вопреки его назначению придают
трансцендентальный характер, и предметам, т. е. возможным созерцаниям, приходится
сообразовываться с понятиями, а не понятиям-с возможными созерцаниями (на которых
только и покоится объективная значимость понятий). Причина этого в свою очередь
заключается в том, что апперцепция и вместе с ней мышление предшествуют всякому
возможному определенному расположению представлений. Поэтому, мысля нечто вообще
и определяя его с одной стороны чувственно, мы тем не менее отличаем общий и in abstracto представляемый предмет от этого способа созерцания его. При этом у нас остается способ
определения предмета с помощью одного лишь мышления, который, правда, есть лишь
логическая форма без содержания, но, несмотря на это, кажется нам способом
существования объекта самого по себе (ноумена) безотносительно к созерцанию, ограничивающемуся нашими чувствами.
Заканчивая трансцендентальную аналитику, мы должны еще кое-что добавить, что само по
себе не имеет особенно важного значения, но, пожалуй, необходимо для полноты системы.
Высшее понятие, с которого обычно начинают трансцендентальную философию, есть
деление на возможное и невозможное. Но так как всяким делением предполагается уже
разделенное понятие, то необходимо допускать более высокое понятие; и это есть понятие