– Да у нас и лошадей нет! И наша лошадь, и Комшина, и шуря моего – все ратникам отдали, а теперь они где? У русов?

– Истинно, Бажата! На себе чад и пожитки повезешь!

– Ну, ждите, пока русы за вами придут, – с досадой ответил Хвалимир. – Эти вас и довезут, и обогреют.

– Пропадать нам, скажешь? А сам бежать?

– Я не прятаться бегу, а биться! Но не вдесятером же русь встречать! Идемте все со мной в Искоростень. Житимир нас примет.

Люди негромко переговаривались, прикидывая, возможное ли дело. До Искоростеня пешего пути было не менее двух дней – одолеть ли его зимой, с женщинами, детьми, скотиной!

– А ты что скажешь, мать? – обратился Бажата к Горяни. Мать семейства, она без Боголюба отчасти унаследовала его властные права.

– Никуда я из дому не пойду! – объявила Горянь; голос ее, сухой и бесстрастный, был, однако, тверд, как кость. – Здесь очаг мой, могилы дедов моих, здесь мне место. И дом мой с места не тронется, пока я жива.

– Да опомнись, мать! – воскликнул Хвалимир, видя по лицам, что эта короткая речь сразу переменила настроение маличей. – Князя у нас нет больше! Куда…

– У нас есть князь! – перебила его Горянь, повысив голос. – Отец твой, Боголюб! Ты уж забыл его, нечистик! Или тебя в лесу под кустом подобрали?

– Отец в полоне, – пристыженный Хвалимир опустил голову. – Да и жив ли – кто ведает?

– Коли он в полоне, то и нам всем там место, – твердо продолжала старуха. – А коли в сырой земле – и мы за ним пойдем. Таков путь рода нашего, и мы дедов не посрамим, от отца живого не отречемся!

Никто ей не возражал. Слишком прочна была привычка следовать за старшим в роду. Пойди Боголюб у них на глазах в огонь – все пошли бы за ним, уверенные, что он лучше знает путь, куда бы тот ни вел, пусть даже на тот свет.

– Где отец и князь наш, там и нам быть! – закончила Горянь, словно запечатывая спор. – С ним нас боги выведут, а без него все одно сгинем. И лучше нам у очага своего, у своих чуров умереть, чем на дороге, в чужом углу сдохнуть, будто волки.

С тем и разошлись. Наутро Хвалимир уехал в Искоростень, уводя с собой десяток ратников. Прочие остались, покорившись воле княгини и судьбе.

⁂

Ждать пришлось недолго. Всего через день после отъезда Хвалимира перед малинским мысом появились русы. Их было так много, что, даже возьмись за оружие все рожденные в Малине мужчины, сопротивление было бы безнадежно. По дороге от Рупины пришло все киевское войско – и варяжские дружины, и полянские ратники. Возглавлял их сам молодой князь Ингер со своими боярами.

Княжеская холмоградская дружина под началом Ивора, в полном боевом снаряжении важно сидящего на коне, со стягом, знаменосцем и трубачом первой прошла по улице веси, направляясь к городцу. Ворота были притворены, но не заперты и легко поддались. Внутри стояла тишина, и холмоградские гриди, вошедшие с опаской, под щитами и с оружием наготове, вскоре уже озирались с изумлением. Никто не бежал им навстречу с топором, не кричал, не вопил, не метался. Ни голоса, ни движения, ни дымка. Поначалу кияне решили, что поселение пусто, покинуто сбежавшими жителями, как те веси, которые встречались им по пути от Рупины.