Ингер осматривался с любопытством – это было первое родовое гнездо древлян, куда ему довелось попасть. Разглядывал чуров в чуровом куту, посуду на полках – такую бедную и невзрачную по сравнению с той, к какой он привык в Холмогороде и в Киеве. Древляне совсем не походили на знакомых ему ильменских словен и чудинов, зато имели много общего с полянами, которых он успел повидать за время осеннего гощения. Но если поляне встречали его радушно, как своего господина и отца, то замкнутые лица древлян без слов говорили: ты не наш, мы не твои. Нас разделяет грань не менее прочная, чем грань между живыми и мертвыми – вот что они хотели ему сказать этой встречей.

– Вели им всем наружу идти, – сказал Ингер Свену, сам не удостаивая обратиться к обителям избы.

Свен кивнул отрокам и вслед за князем пошел во двор. За ними отроки где словами, а где толчками погнали на двор Горянь и ее домочадцев. Те повиновались, но задрожали сильнее; одни смотрели в землю, другие оглядывались, думая, что видят родной дом в последний раз. Что ждет их снаружи – смерть, полон? Не подожгут ли избы за спиной у бывших жильцов, чтобы их самих немедленно отослать в рабство за море?

Двор уже был белым от множества людей в «печальных» одеждах. Сюда русы согнали всех мужчин, кого нашли в городце и в веси, женщин-большух. У ворот стояли киевские гриди в шлемах и с красными щитами; эти яркие пятна резали глаз среди белизны.

На площадке возле богов собрались вожди киян: Ингер, Ивор, Свен, Фарлов, Вальдрик, еще кое-кто из бояр. Они чего-то ждали, и сам воздух дрожал от напряженного, полного ужаса ожидания пленников. Судя по всему, киевский князь собрался принести жертвы богам за победу – но какую? Кому суждено стать этой жертвой? Скольким? Всем была памятна весть о жертвоприношении в Киеве, отнявшим жизнь разом у четырнадцати знатнейших мужей деревских. Ожидая еще худшего, многие растеряли крепость духа, в толпе послышались всхлипы.

Горянь еще сильнее выпрямилась, и строгое лицо ее стало еще более надменным. Если ее старческая кровь сейчас прольется, то уж она не дрогнет и не станет молить о пощаде. Младшие домочадцы сбились в тесную кучу за ее спиной, ожидая, что с них-то и начнут… Иные, судорожно дыша, зажимали себе рот, чтобы не голосить.

Когда в избах не осталось никого, Ингер сделал знак гридям у ворот. Некоторое время ничего не происходило, потом возникло движение. Между воротными столбами на площадку вошли еще несколько вооруженных киян, а между ними медленно ступал человек, в котором древляне, не веря своим глазам, узнали Боголюба.