– Выберете самых худых – мы сами выберем, какие нам понравятся, – добавил Ивор.

– А чтобы вам не обидно было, то князь ваш первым дань заплатит, – закончил Свен, глядя только на Боголюба, но каким-то неведомым чувством ощущая, где в обчине в это время находится Ружана.

Эту ночь Свен спал так же плохо, как первую, когда прибыл сюда самом конце весны. Несколько раз вставал и выходил проверить дозоры в городце и внизу, в веси. Все было спокойно – не считая того, что мало не из каждой избушки доносился жалобный женский либо девичий плач и причитания, – но он с трудом гнал опасение, как бы в эту ночь судьба его не обманула. Ложась, он опускал ладонь на ножны Друга Воронов и ждал. Здесь, в этом самом гостевом доме, ему почти полгода назад явился Один и растолковал, что за сокровище попало ему в руки. Свен был готов к тому, что Отец Ратей посетит его еще раз, но напрасно. Все нужные советы он уже получил.

⁂

Утром, едва рассвело, гриди велели всем обитателям малинского городца выйти наружу. В каждой семье возле матери обнаруживался избранный несчастливец – парень или девушка, иногда молодая вдова. Каждый нес короб с пожитками; женщины плакали, навек прощаясь с родным домом и волей, хмурые отроки молчали, крепясь.

Боголюб стоял перед своей избой, как всякий малинский отец – перед своей. Возле него была Горянь, а между ними стоял самый младший сын – следующий после Хвалимира, тоже одетый по-дорожному и с коробом.

– Вот, сын мой меньшой, – сказал Боголюб Ингеру и Свену, когда они приблизились, чтобы взять свою дань. Он не назвал сына по имени, будто имя должно было остаться в доме, когда вольный человек обращается в раба. – Он перед вами ни в чем не виновен…

Голос старика прервался, он не мог молить о снисхождении к одному, когда в рабстве оказалось все племя.

Несколько мгновений киевские вожди осматривали выстроившихся домочадцев. Было приказано выйти всем, на случай если русам не понравится выбранный в челядь и они пожелают выбрать сами. Сейчас близ родителей стояли самые молодые, а жены Боголюба теснились позади сыновей.

– Нет, – сказал Свен. – Так не годится.

Все взгляды обратились к нему.

– Ты – всему роду малинскому глава, – Свен взглянул на Боголюба. – С тебя не как со всех взять надлежит, а вдвое больше. С тебя я двоих возьму.

Горянь вскинула гневно блестящие глаза, собираясь возразить, но Боголюб сильно дернул ее за рукав. Не стоило злить русов, чтобы не лишиться больше, чем двоих.

По стайке домочадцев пробежала дрожь. Остальные уже считали себя почти в безопасности – и вот угроза рабства вернулась.