В общем, я перескочу для начала через два года. У нас был урок истории и философии магии... страшно занудный предмет, совершенно бесполезный и чуть ли не самый у нас всех ненавистный. Раньше их вообще было два – история отдельно, философия отдельно, - но за три года до моего поступления их объединили. Кажется, Локателли заявил, что если уж детские страдания неизбежны, то пусть их хотя бы будет поменьше.

Моему дедушке это бы не понравилось. Он, если помните, как раз историю магии и преподавал. Но он вышел в отставку... кстати, как раз за три года до моего поступления. Теперь я вспоминаю об этом, и мне начинает казаться, что этого не сделали раньше только из уважения к дедушке Айзе. Он ведь был одним из самых заслуженных историков.

Вполне может быть, кстати, что он был одним из немногих, кто умел делать этот предмет интересным. Во всяком случае, я его рассказы всегда любил слушать.

А вот у нас историю и философию преподавали без огонька. И не профессор, а всего лишь бакалавр – довольно пожилая волшебница, которой было наплевать и на нас, и на свой предмет. Историю она читала по учебнику и требовала, чтобы мы зубрили имена и даты. Философия же сводилась к набору определений и тезисов.

- Это лучший способ угробить философию, - заметил Бельзедор. – Не только магии – чего угодно. На самом деле это интереснейший предмет – но его нужно правильно преподавать.

- А у кого ей учился ты? – саркастично спросил Дегатти.

- У лучшего учителя в мире. Но мы тут не обо мне говорим.

Я, честно признаюсь, учился спустя рукава. До школы отец выжимал из меня все соки, не давал минуты продохнуть, и как только я избавился от его надзора, то сразу разболтался. Для меня слишком новым и непривычным оказалось, что можно не приготовить уроки, пропустить занятие, не слишком усердно тренироваться – и тебе это сойдет с рук! Не всегда, конечно, учителя у нас были довольно строгие... но в сравнении с отцовским террором они были ласковы, как щеночки. Я сразу научился обводить их вокруг пальца.

К тому же суровое дошкольное образование дало мне слишком большую фору. Поначалу я сильно опережал тех, кто начал с чистого листа, ничего не умея. Я уже владел основами – умел поглощать и применять ману, чувствовал ауры, знал назубок теорию... и поначалу мне все давалось безо всякого труда. Я привык, что я лучше всех, что стараться особо не нужно – и в дальнейшем это сослужило мне дурную службу. К тому времени, когда началось что-то для меня новое, я вконец обленился.