И даже неподвижные глаза ещё казались живыми.

Смерть, свершившаяся на моих глазах, не вызвала у меня никаких особенных чувств. Ни ужаса, ни тошноты. Возможно, потому что слишком мирной и нереальной она выглядела.

Но радости и удовлетворения – тоже.

Хорошо, что так.

– Умереть быстро, без боли – это милость, – негромко сказал Лод, опуская ладонь.

Потом встретил взгляды шестерых гвардейцев.

Я не смотрела на них раньше. Думала, в их глазах будет ненависть, – но там было лишь то же удивление, что медленно стекленело в глазах Артэйза.

Никто ещё толком не осознал произошедшего.

– Я предупреждал. Неоднократно. Но время предупреждений закончилось. Если ещё кто-то вздумает причинить боль мне – или тому, что принадлежит мне, – вспомните, что его ждёт.

А потом Лод посмотрел на Морти, застывшую статуэткой серого мрамора.

Она ничего не сказала – и лишь расширенные глаза кричали немым вопросом.

«Почему».

– Я не умею прощать, – мягко молвил колдун. – Ты же знаешь.

Она так ничего и не сказала. Лишь повернулась и вышла прочь, мимо тела Артэйза. А Лод оглянулся на Алью, который только кивнул.

Кажется, у Повелителя казнь тоже не вызвала особых эмоций.

Просто одним дроу в его гвардии стало меньше.

– Иди, – велел Алья. – И девочку забери.

– Слушаюсь. – Колдун склонил голову. – Снезжана, идём.

Я проследовала за ним к выходу, обойдя тело Артэйза по стеночке. Глядя Лоду в спину, избегая смотреть на что-либо ещё, даже когда мы уже шли по переходам дворца, возвращаясь в башню.