Гиацинт умолчал о том, что угощение было сродни нынешнему. Но Макс, кажется, понял сам и слегка приподнял свою кружку. Чокаться было глупо: синий зайчик и розовый слоник на кружках к этому не располагали.

– А жить у меня есть на что, здесь же очень ценятся… знаете, целестийские металлы… – бывший Оплот пригубил водку, обжег себе горло и на секунду скривился из-за слишком резкого запаха: ирисовка – дело другое. Хотя ничего, понравилось. Ему все тут нравилось. – И камни. Только нужно их как следует прятать и не болтать на каждом углу, а так здесь всё довольно просто, ну, конечно, если есть знакомые, которые объяснят тебе правила. Я, знаете, с детства читал внешнемирские книжки, мечтал увидеть этот мир, может, пожить в нём… ну, до того, как к нам пришел Аметистиат с Печатью. И да, тут столько всего…

– То есть по родине ты не скучаешь.

– Нет, туда я не верн… – потом Гиацинт понял, что Макс спрашивает не об этом. – Не скучаю. Знаете, тут все-таки здорово. Просто люди. Просто живут. Улыбаются.

– Воюют и бьют морды, – пробормотал Ковальски, допивая до дна.

– У нас тоже воюют и тоже бьют морды, и у вас стреляют, а у нас магия и нежить, и стоматологов нет, – Гиацинт усмехнулся и снова пригубил. Убрал отросшие волосы со лба. – Да нет, я понимаю, что неправ, вы же тут всю жизнь прожили. Но для меня тут – что-то вроде седьмой дуги радуги, рая по-местному. Именно для меня. Потому что тут никто не будет говорить, что я – Оплот Одонара, что у меня, знаете ли, судьба такая – с этой печатью… и… и пробудить богиню, разделить с ней ее магию… Вы меня можете считать ребенком или эгоистом, но я правда не хочу возвращаться. Не могу видеть Целестию.

– Из-за пророчества Майры и твоего предка… Танейха?

– Из-за… всего. Послушайте… послушай, – он невольно перешел на русский язык, сочтя его более душевным. – Послушай меня. Мне двадцать два. Странствовать я ушёл в шестнадцать, как положено тинторелю. И у меня были… мечты, желания, и планы были, а потом – на пороге нашего замка Аметистиат с этой Печатью, и всё, как отрезало. Матушка будто обезумела, всё повторяла – каким великим я стану, как прославлюсь… Оплот, Оплот – и ничего! Ничего! Для! Себя! Ты же тоже от этого бежал, разве нет? Когда на тебя все… будто у тебя на лбу написано: «Я – Оплот Одонара, надейтесь на меня, пожалуйста, у меня ж такая особая судьба!» Кому мне объяснять, что нет особой судьбы и всей этой чепухи? Что я просто жить хочу? Что я в колодце смертоносцев видал и бессмертую славу, и любое бессмертие, потому что я хочу – просто – жить! А у нас такое не принято.