– Ты ничего не смо…

– А кто-то другой? – перебил я. – Любой способ. Что угодно, хотя бы вероятность…

– Нет, – маг отбил руку брата: тот тянулся потрогать его короткие белые волосы. Янни выдохнул, довольно заулыбался.

Он сразу прилипает к Илаю, стоит альбиносу появиться поблизости. Въется вокруг, непривычно молчаливый и почти умиротворённый. Касается – когда тот позволяет. Брата магнитом тянет к наследникам пламени.

И тьмы тоже. Мы часто спускаемся в Заповедник к тварям, где он приникает к стеклу и водит по ледяной поверхности кончиками пальцев. Раскрасневшись, тихонько мурлыкает под нос: рассказывает. Ему не отвечают, нас ведь не пускают к тем, кто может ответить:

– Нет. Я не дам пропуск к Высшим тварям. Ты видел, что он заставил сделать ту, что создал во время ритуала. Нам не нужны сюрпризы, – цедит Адамон в ответ на мои просьбы. Хоть бы та тварь убила вас! Хоть бы вы все умерли, пусть этого мало, пусть так не вернуть ни Янни, ни Алека, ни папу с мамой и крошкой Алишей. Плевать! Вы все должны были умереть в тот день!

Илай повторял за Адамоном: нет. Нет. Нет. Я не отступал. Находил раз за разом в самых укромных уголках Университета:

– Ты же в порядке! – маг вскинул красные глаза. Я прикусил язык. Он не был в порядке, мы оба знали. Я сказал:

– Извини, – поморщился. – Должно быть что-то. Не может быть иначе, – Янни, неловкий в огромной папиной куртке, складывал узор из камушков на асфальте. Когда-то в прошлой жизни он чертил чары просто в воздухе – легкими огненными нитями.

С неба падали первые снежинки.

Мы стояли за общежитием пятого блока. У самой ограды, заплетенной еще не облетевшими яркими вьюнками. Илай запрокинул голову, подставляя лицо снегу. Дышал паром. Бледный до синевы среди алых листьев. Было совсем не холодно, но Янни заметно ежился и шмыгал носом. Я зря не надел на него еще один свитер: брат постоянно мерзнет, даже летом. Только после ритуалов, наоборот, жалуется:

– Жарко.

Мы много гуляем. Или сидим в библиотеке. Я работаю, а Янни рисует, шатается между полками, читает. Книги по чарам – что же еще? Я больше не спускаюсь в подвал к Валентину и едва киваю ему, когда встречаю в коридорах. Он выглядит блеклым. Он молчит.

Он хотел предупредить меня, просто не хватило духу пойти до конца. Я не должен винить его, это несправедливо.

Но я говорю Янни:

– Пойдем, – если вижу профессора Рабинского в читальном зале.

Я сказал Илаю:

– Птицы. Почему они слетаются, когда проводят ритуалы? Почему в ту ночь в подвале был воробей? – и в моем сердце – на несколько секунд, пока не выбрался, не облачился в плоть.