– Мертва! Смотрите… – нет, вы не увидите. Прочь, за щит перевернутого стола. Как же жарко.
– На чарах пусто, – погас Яннин испуг, зажглись созвездия фонарей. Я стиснул зубы и сдавил рану до стона и белых пятен под веками. Выходи, теперь можно.
По щеке холодом чиркнул ветер.
– Мария! – мгновение спустя Адамон вздернул меня на ноги. Под потолком прохлопали крылья, но он не заметил. Окинул злым взглядом. Прошипел:
– Какого черта ты вытворяешь?! Жить надоело?! – нет. Жизнь пульсировала в висках, шелестела в артериях голосом ночи:
– Что. Вы с ним. Сделали, – слова вышли скрипучими и чужими. Мужчина глядел, будто не узнавая. Лучи дырявили мрак вокруг – все ближе и ближе, но крохотная тень уже ускользнула. Адамон фыркнул:
– Здесь не место для разговоров.
Пойдем. В этот раз я не оглядывался.
В коридоре под багровым сиянием толпились люди. Многие были ранены или испачканы кровью. Слышались стоны и деловитые команды: взяли, перевернули, зажми здесь. То и дело мелькали повязки целителей. Я по старой привычке поискал всполох алых волос – Энид, – но не нашел.
– Где Янни? – перед нами расступались. Какой-то лаборант шарахнулся от меня как от прокаженного. – Ему вкололи успокоительное и отвели в лазарет. Поспит пару часов, – Адамон шел к оранжерее. Пропустил вперед, плотно притворяя стеклянную дверь и отсекая тревожный шум снаружи. Отчетливо дрожащими руками достал сигареты. Закурил с третьей попытки.
Рукав свитера промок. Странно холодные струйки опутали предплечье, наполняли ладонь, срывались в кляксы на полу. Я двигал рукой, направляя и соединяя – отдельные точки в линии. Знак. В тот день я тоже мог колдовать.
Мужчина глубоко затянулся и закрыл глаза. Закашлялся, из скошенного набок носа опять полетели брызги – рубашка расцвела новыми пятнами. Запрокинул голову, глядя из-под опущенных ресниц. Усы почернели от крови. Лампы дневного света начали неуверенно загораться.
– Зря вы избавились от семьи, – я вздрогнул. Настала моя очередь делать глубокий вдох: я отобрал пачку и зажигалку.
– Что с мамой и папой? – с Аллой? Боль от раны расползалась по венам.
– Не знаю. Неважно. Янни это тоже больше неважно. И о тебе он теперь не беспокоится, – мужчина обманчиво небрежно ронял слова. – Почему?
Я сжал кулак. Пальцы зудели после того, как я взял один из Янниных зачарованных леденцов. У них есть особое название. Я зачем-то пытался вспомнить, но не мог.
– Он знает, что я могу за себя постоять, – конечно, я ведь так ему и сказал.
– Поэтому он решился на самоубийство?
– Что? … – нет. Он хотел убить всех остальных.