Платье мне досталось даже лучше, чем было — добротная ткань, плотная и гладкая, фасон, как и белье, простоват, без каких либо украшательств и даже отдаленного напоминания моего неприличного выреза, но очень хорошего кроя, так что даже не подогнанное по моей фигуре, село оно хорошо. А главное — широкие укороченные рукава, которые не беспокоили заживающие руки и не мешали перевязке. У местных дам из-под таких раструбов обычно виднелись кружевные оборки манжет (роскошеством этих самых кружев можно было соревноваться с товарками, повергая всех в пучину зависти), ну, а у меня вместо ажура — бинты.

Когда в дверь постучали, я уже подсушила волосы полотенцем и была полностью одета. Молоденький айн, краснеющий вьюнош, не смеющий поднять глаз, промямлил храмовое благословение трапезе и протиснулся бочком в комнату. Засмотревшись на это милое и кроткое создание, я позабыла ответить, вторя его коротенькой молитве, отчего парень насупился. Водрузив поднос на стол у окна, он, видимо для непонятливых, брякнул «приятного аппетита, дамочка» и юркнул обратно за дверь, оставив меня снова в одиночестве.

Обед почетного донора едва умещался на подносе: воздушный печеночный паштет, ржаные тосты, горшочек с маслом, нежнейшая говядина в травах с тушеной чечевицей, травяной чай и даже десерт — шарики из чернослива и перемолотых грецких орехов. К глазам подступили слезы: я, конечно, самый больной в мире человек, но такая забота…

А еще вспоминалось как в той же далекой прошлой жизни, в которой осталась роскошная ванна и моя скромная комната, я варила кофе по два раза и плакала над разбившимся яйцом. Но тогда страшно не было, страшно было теперь — в тепле, уюте и сытости.

И если бы я только могла признаться себе, чего боюсь… Страх свернулся клубочком где-то под ребрами, мешая думать, мысли разбегались, и я сидела над подносом, источавшим ароматы амброзии, бессмысленно уставившись в окно. Умиротворяющий шелест листвы и чириканье воробьев, что доносились снаружи, понемногу гасили тревогу. Внизу виднелся расчерченный на одинаковые ровные квадраты-грядки дворик, в котором гнули обтянутые серыми рясами спины храмовники. Кто-то насвистывал незатейливую песенку, слышался скрип колодезного ворота и плеск воды. В нежной зелени готовых вот-вот зацвести фруктовых деревьев, что росли под высокой стеной обители, мелькали широкополые соломенные шляпы садовников, а по узкой песчаной дорожке, точно инспектируя, важно вышагивал чернобокий кот.

Глядя на сельскохозяйственную идиллию, неспешную кропотливую работу, размеренную жизнь, мысли в голове из сумбурного вихря оседали и упорядочивались. Постепенно внутри меня воцарялась звенящая тишина и спокойствие. Будто бесконечно черный вакуум, расширяясь, заполнял, поглощал меня и все вокруг. Теперь можно и подумать.