– У меня все еще в глазах двоится.
– Тогда прикройте рты. Я придумываю эту часть.
* * *
Матео гнал что есть мочи, не жалея лошадей, привыкших к неспешным поездкам по торговым делам. Лодин сидела на скамье позади него, пытаясь отдышаться. Дженитиви съежился на сиденье и, прижимая руку к груди, диктовал текст. Филлиам сидел рядом и записывал. Они завернули добытые книги в мешковину и теперь заносили на бумагу все детали экспедиции – спуск, вход в Разрушенную Библиотеку, встречу с врагом.
– Ничего не понимаю, – озадаченно проговорил Дженитиви. – Обычно кунари себя так не ведут.
– Приходилось иметь с ними дело? – спросил Филлиам.
– Не то слово. – Дженитиви выдавил смешок, несмотря на обстановку.
– Она назвала их воинами Антаама, – заметил Филлиам.
– «Своими воинами Антаама». Имена для них очень важны, – поправил его ученый. – Запиши это.
Филлиам повиновался, затем приделал драматичную концовку. Пусть знают, на что идут. «Фен’Харел, Ужасный Волк. Сколько смельчаков погибло, пытаясь…»
Не успел он дописать фразу, как повозка Расаан подъехала к ним на расстояние выстрела из лука. Матео долго держался впереди, но лошади уже совсем выдохлись, тогда как скакуны Антаама были выведены для долгих погонь и сражений. Стрелы посыпались вокруг коляски, высекая искры из плит дороги.
Матео сгорбился, пытаясь удержать вожжи. Лодин вжалась в скамью. Дженитиви и Филлиаму некуда было деться.
Слева громко заржала лошадь: стрела угодила ей в плечо, парализовав переднюю ногу. Коляску повело в сторону.
Матео намотал вожжи на запястье и потянул, подняв животное на дыбы. Другой рукой он схватил саблю и одним точным ударом перерубил гуж. Потом отпустил вожжи, и лошадь припала на больную ногу. Мгновение спустя она свалилась на дорогу и свернула себе шею, ударившись головой о плиту.
Коляска выпрямилась, оставшиеся три лошади продолжали тянуть ее. Скорость почти не упала, но то была не единственная стрела, попавшая в цель.
Филлиам писал, превозмогая боль в пальцах. Только это у него получалось хорошо. Наконец-то в этой дурацкой экспедиции появилась слабая надежда, что его руки, не способные построить дом, взрастить урожай или хотя бы утешить отца, помогут спасти мир.
Филлиам оторвался от рукописи и увидел стрелу в груди Дженитиви.
Нет, подумал он. Не может быть. Несправедливо! Старик сделал куда больше, чем он, и не заслужил такой смерти – от пробившей легкое стрелы, чье окровавленное оперение торчит из раны.
Оперение?
– Дитя мое… – прохрипел Дженитиви.