* * *
Уже в особняке, перед самой поездкой в Измайловский полк, у меня появилось какое-то непонятное чувство, как будто за мной кто-то подглядывает. Попытка оглядеться на
– Ничего не чую, царевич, но это, как ты понимаешь, совершенно не гарантирует того, что за нами никто не наблюдает. Может, батюшки Владимир и Василий перед завтрашней встречей перестраховываются?
– Может быть, – кивнул я, – особенно учитывая их слежку за мной в училище. Но тогда и ты, насколько я помню, что-то чувствовал, а в этот раз нет.
– Согласен. Да и не могли они за такой короткий период времени повысить уровень своего мастерства до такой степени, чтобы у меня не было совершенно никаких ощущений, но перестраховаться всё-таки стоит. – Он достал телефон и пояснил: – У Лебедева ещё пару-тройку бойцов попрошу, лишними не будут, да и Михееву надо сказать, чтобы не расслаблялись. – Я же на это только кивнул, признавая Ванюшину правоту.
Эти ощущения не оставили меня и в офицерском собрании Измайловского полка – они то пропадали, то вновь возникали, заставляя напрягаться, дёргаться и постоянно гнать от себя желание обернуться.
Моё дерганое состояние не укрылась от отца, и пришлось с ним поделиться своими ощущениями.
– Скорее всего, это действительно Владимир с Василием таким образом пытаются на тебя перед завтрашней встречей повлиять, – не очень уверенно сказал мне он, – хотя… это как бы не в их интересах.
Поинтересовался моим настроением и дед Михаил. Сославшись на волнение перед завтрашней встречей с церковными батюшками, отправил старика дальше общаться с его сослуживцами.
А вот по приезде обратно в особняк чувство чужого взгляда в спину у меня пропало, и я, отправив братьев и Сашку Петрова в ресторан Геловани, смог спокойно пообщаться с Пафнутьевым, ждавшим меня в обществе Прохора.
– Давай-ка, Алексей, мы с тобой для начала ещё раз пробежимся по основным вехам известной нам биографии батюшек Владимира и Василия.
Именно так начался инструктаж, продлившийся больше часа. Основная мысль, которую до меня пытался донести Виталий Борисович, заключалась в том, что род Романовых сейчас находился в крайне выигрышной позиции, а оставшиеся беглые церковные колдуны и их семьи, наоборот, в проигрышной, значит, и разговаривать с ними следовало фактически с позиции силы. Иными словами, мне следовало как можно больше молчать, а за меня все скажет и озвучит нашу позицию сам Пафнутьев. Раскрыл он мне и подробности нашей позиции – никаких обещаний, никаких гарантий, а свою вину перед Романовыми и Российской империей в целом батюшки должны были начать искупать деятельным раскаянием в виде полного излияния душ перед следователями Тайной канцелярии. А уж потом…