– Виталий Борисович, они же мне жизнь спасли, вот вам и деятельное раскаяние в какой-то степени, а значит, и…

– Ничего это не значит, Алексей. – Пафнутьев обозначил улыбку. – Ты взгляни на эту ситуацию объективно, ведь Владимир с Василием или подозревавшие, или точно знавшие о готовящемся на тебя покушении, попросту тебя подставили под Тагильцева и Бирюкова, а сейчас пытаются играть на твоем чувстве благодарности. – И только я собрался возразить, Пафнутьев меня опять прервал: – Я знаю, что ты мне сейчас хочешь сказать, мол, если бы они сообщили о готовящемся покушении, это бы нисколько не помешало Тагильцеву с Бирюковым осуществить задуманное и привело бы только к большему количеству жертв. А тут они вовремя вмешались, и не только своего опаснейшего предводителя лично грохнули, но и тебя спасли, набирая перед Романовыми очки. Я прав?

– Прав, – пришлось признать мне.

– Алексей, они сами виноваты в сложившейся ситуации, только они, и никто больше. И это нормально, что они пытаются продаться как можно дороже, так бы на их месте поступил практически каждый. Но не забывай и о наших интересах, и – особенно! – о той опасности, которую представляют собой эти церковные колдуны. Всё, я поехал, – он встал с кресла, – завтра часикам к двенадцати буду. И ты сегодня постарайся приехать домой пораньше и выспаться, день предстоит тяжелый.

* * *

Беседа с Пафнутьевым не прошла для меня бесследно, и на новогоднюю вечеринку малого света я приехал не только с большим опозданием, но и совсем без настроения. Психологи оказались правы – растягивание лица в улыбке при общении с молодыми аристократами через какое-то время всё-таки дало свои результаты, и на душе стало не так тоскливо. Употребление алкоголя этот эффект только усилило.

Договорённостей встретиться в новогодние каникулы я не слышал, все и так встречались третьего января в Кремле на традиционном новогоднем балу. Оказалось, Демидова с Хачатурян получили от моих сестёр именные приглашения, этой радостью курсантки поделились со мной отдельно:

– Милый, – демонстративно прижималась ко мне Евгения, – я себе такое платье на этот бал приглядела… – Она закатила глаза. – Сама в восторге! И знай, это платье подразумевает отсутствие на мне нижнего белья.

Сглотнув, ответил:

– Январь-месяц на дворе будет, Женечка, ты себе ничего не застудишь?

– Как мило! Вот ты и начал заботиться о моем здоровье и здоровье наших будущих детей!

– Женя, ты меня опять провоцируешь? – нахмурился я.

– Просто я так за эти дни по тебе соскучилась! – Девушка погладила меня по руке. – Ночью не сплю, при виде мухоморов умиляюсь, а в столовой то и дело глазами останавливаюсь на твоем столе…