Обычно получение ранга было шансом получить новый эпитет. Но это нужно было обдумать, и я подумал о шиповнике с муравьями, который терзал меня по пути в Толукум.

— Веран Шиповник.

— Ты клянешься заботиться и оберегать горы Сильвервуд, защищать его ресурсы, поддерживать монархию, народ и союзников? — спросила она и добавила, отойдя от традиционной речи. — Или ту страну, где ты окажешься?

Проклятье. Я не думал, что эти слова меня растрогают. Но я столько раз стоял в стороне и слушал, как она говорила их другим…

Я сглотнул, пытаясь прогнать жжение из глаз.

— Да.

— Точнее.

— Да, Лесничая Сердцевина.

— Ты будешь верным королевской страже, лесной страже, слушаться старших и поддерживать товарищей?

— Да, Лесничая.

— Чем ты клянешься?

— Моя мощь — в моем усердии, — сказал я, во рту пересохло. Я все детство смотрел на слова, вырезанные над крылом стражи. — Моя честь в моей верности. Моя сила в моей честности.

— И мы придерживаемся этого, — обычно последнюю фразу кричали, и вопль звенел во дворе, все присутствующие отражали его. Но она сказала это просто, прямо. Толпа не ответила. Эхо опустилось глубоко в мою грудь, ощущалось большим, как каньон под небом перед нами.

Мама взяла мой воротник, потрепанный, пропитанный потом, и прицепила первый цветочек. Она повторила это с другой стороны и отошла. Ее воротник был с двумя бесцветными следами, где метки были с тех пор, как она получила их.

— Веран Шиповник, я связываю тебя с твоей клятвой и называю тебя членом лесной стражи гор Сильвервуд, — она протянула руку с кольцом с печатью сверху, вырезанный светлячок сиял в свете заката. Я склонился и поцеловал его.

Она подняла большой палец. Я встал, посмотрел на пространство между нашими сапогами, пытаясь подавить слезы. За ней солнце скрылось за краем каньона, добавив небу розовые и синие оттенки.

— Веран, — сказала она и прижала палец к моей груди. — Ты стоишь больше, чем думаешь. Для меня, папы, твоего брата и сестер, для людей вокруг тебя и для красивого и опасного мира, в котором мы живем. Но твое достоинство диктуется не тем, сколько ты достиг, и никто не любит тебя за то, что жалеет. Мы любим тебя за то, кто ты, — она нежно ткнула меня в грудь. — Не забывай это.

Я провел большим пальцем под глазами и шмыгнул. Я кивнул.

Она отклонилась.

— Ты знаешь, что ты добавил себе еще слой ранга? Принимаю это как мать, королева и Лесничая. Клятва была дана при свидетелях.