Вирр дернул плечом, скорее ощутив, чем заметив взгляд старшего Эйлинара. В глубину Тола спускались в каменном молчании, нарушавшемся лишь редким кашлем одного из членов Совета. Заявление принца, что он намерен изменить догмы, было встречено с распростертыми объятиями. В отличие от требования, чтобы при этом рядом с ним был Давьян. Вирр скосил взгляд на шагавшего рядом друга. Тот, похоже, глубоко ушел в свои мысли. Совет, разъяренный упрямством Вирра, дошел до того, что объявил Давьяна опасным, опираясь на то, как он обошелся с Илсетом Тенваром. Но в конце концов старший Эйлинар уступил, хоть и не скрывал недовольства.

Каждый раз, встречаясь с ним взглядами, Вирр чувствовал, как его обжигает гнев старшего. Ему было все равно. Он пришел сюда с единственной целью – исполнить предсмертную волю отца. Позаботиться, чтобы принесенная им жертва не пропала втуне.

– Я бы, знаешь ли, понял, – вдруг шепнул, словно очнувшись от задумчивости, Давьян. – Не обязательно было бесить их из-за меня.

Вирр пожал плечами.

– Мне нужен кто-то рядом. Кто-то, кому я доверяю.

Давьян склонил голову.

– И все-таки я не виню старшего Эйлинара. После того, что случилось нынче утром, я бы, пожалуй, тоже предпочел обойтись без меня.

Вирр покосился на него.

– С Тенваром ты не нарочно, Дав, – напомнил он. – Ты делал нужное дело, да и, по чести говоря, он того заслужил.

Давьян покривился, однако кивнул. Внимательно взглянул на друга.

– Ты как, держишься?

Вирр скрипнул зубами, проглотил внезапно объявившийся в горле комок. Он оттеснил случившееся из мыслей и не желал возвращать, пока не покончит с делом.

– Потом будет время горевать. Так хотел бы отец, – угрюмо ответил он.

Давьян снова кивнул, молча согласившись с другом. Еще немного – и они остановились перед большой, прочной стальной дверью. Старший Эйлинар коснулся ее ладонью, снимая охрану. После этого он извлек связку ключей и отпер замок, придержал створку, пропуская остальных.

Вирр вошел, огляделся. Камера, куда они попали, была пуста, кроме тяжелого приземистого стола посредине. Стол, казалось, был высечен из того же черного камня, что и стены комнаты. В общем, ничего особенного.

Нашрель, дождавшись, когда все старшие соберутся внутри, прошел к столу, едва ли не благоговейно опустил на него ладонь, закрыл глаза. Несколько чуть слышных слов, и суть заструилась из него в камень.

Вирр смотрел круглыми глазами.

Стол стал чернее прежнего. Факелы на стенах отразились в его заблестевшей поверхности. По ней разбежалась мерцающая рябь; столешница растягивалась, вспучивалась – что-то возникало из глубины камня.