– Силу быстро наберёшь, а мы и лук твой сберегли, и броню!
Летень смотрел на своих товарищей, на Сеггара, на Равдушу.
– Что… молчите…
Скрипнул зубами, бессильно зажмурился.
Когда вышли наружу, Равдуша снова ухватилась за руку сына, крепко сжала. Светел изготовился к напрягаю, но мама заговорила не с ним.
– А сам ты, воевода, страшных дикомытов трусишь ли?
Сеггар даже остановился. Нахмурился. Понял.
– Ты к чему, матерь?
– К тому, – сказала Равдуша, – чтобы тебе немощного по колотным дорогам лишку не мучить. Оставляй у нас, вы́хожу.
Светел отважился подать голос:
– Мы сами из Твёржи. Пеньками люди зовут. Бабушка многими зельями искусна…
– Пеньки? – удивился воевода. – Не того ли Жога Пенька семьяне, лыжного делателя?
Равдуша скорбно понурилась.
– Атя мой это был, – с мрачной гордостью подтвердил Светел. – Как брата свели, от горя изник.
Мамина рука задрожала на локотнице.
Сеггар вздохнул, помолчал. Принял решение:
– Чем отблагодарить велишь, государыня?
– А тем, – отмолвила Равдуша, – что витязь сынку о воинстве сказывать станет. Вернёшься за ним… буде не раздумает Светелко… тогда сумею тебе дитя вверить.