– Луи, как вы оказались тут? – продолжая рассматривать парк, – пробормотал Микаэле. – Ники недоволен вами? Меня полагают беспамятным до такой степени, чтобы фальшиво воссоздавать прошлое? Или… меня путают с кем-то?

– Они долго думали, как создать для вас уют в первые минуты после пробуждения, – смутился секретарь. – Они опасались, что иначе вы не вспомните. В доме три белые живы… то есть скорее две. Они особенно настаивали на методе круговых узоров, так они назвали повторение привычного.

– Где Петр, мой нынешний секретарь?

– Отдыхает. Он желал разбудить вас, и ему подмешали снотворное в питье.

– Ники, Яркут, Кирилл… кто еще может бодрствовать, полагая мое скромное пробуждение событием века?

– Все в яшмовом кабинете. Они и иные. Там собрано чуть больше людей, чем вы, возможно, ожидаете увидеть.

– Мои комплименты, Луи, вы стали свободно делиться личным мнением. Вероятно, вы сработались с Ники и наконец поверили в себя. Я долго спал? Сутки, двое?

– Вы прибыли в час ночи, сейчас четыре утра.

– О, значит, пока мы имеем панику локального масштаба. Уже хорошо. Луи, где мой костюм? Вчерашний. Кто додумался нагрузить вешалку коллекцией парадной сбруи? Нелепейший набор для утра, тем более сегодня, тем более в наших обстоятельствах. О свет небес, даже белый династический фрак дома Ин Тарри приволокли.

– Ваш брат велел подготовить тот костюм, хотя все были против. – Луи прошел в соседнюю комнату и сразу вернулся с вещами. – Полагаю, сменить рубашку вы согласны?

Микаэле кивнул, жестом выдворил секретаря и переоделся. Было странно ощущать себя в этом теле, вроде бы знакомом и – снова чужом при нынешней, двойной памяти Степана и Микаэле. Но, по счастью, сознание работало без срывов, события стройно и удобно нанизывались на временную ось. Последний вечер прежней княжеской жизни помнился, и даже слишком внятно. Микаэле поежился: трудное было решение, и выполнить его оказалось еще сложнее… особенно болезненными оказались последние минуты, когда человек артели упомянул загадочную хиену, предрёк гибель Курту и заверил, что малыш Паоло не уцелеет, а любые жертвы напрасны.

Воспоминания толкали к поспешным действиям. Но Микаэле не желал начинать день с опасной суеты. Он заставил себя задержаться перед зеркалом и долго, пристально всматривался в лицо Степана, такое привычное еще вчера… и такое чужое сегодня. Пережив первый шок, князь кивнул отражению: «Доброе тебе утро. Да, нас двое, но мы ладим, у нас все получится»… отвернулся и покинул спальню.

Стоило приоткрыться двери в яшмовый кабинет – и лицо Ники заполнило внимание сразу, одним болезненным ударом по рассудку. За два месяца – кажется, столько было прожито вне памяти и личности Микаэле? – сын повзрослел на два года, а то и более. Особенно это заметно по усталому и спокойному взгляду. Ники понимает, что ответственен за все и не позволяет себе бурную радость даже здесь и теперь. Можно гордиться им, давление обстоятельств было чудовищным, сын справился… Но вместо гордости в душе ножом засела боль. Было опасно и крайне непорядочно принять то решение единолично и отказаться от себя, никого не предупредив, не подготовив. Хотя сомнений и сожалений нет. Курт догадывался. Яков тоже. Брат болел, а прочие… тайну нельзя сохранить, рассказывая ее каждому. Вдобавок решения такого уровня не принимаются коллегиально.