Тут ветер ударил меня в спину, и я едва не вылетел за борт. Рывок! Лбом я ударился о мокрое дерево, у меня в глазах всё померкло, мир покрылся туманной пеленой. Ноги подкосились, равновесие было потеряно, снова в ушах загудел ветер, и я стал заваливаться на бок. При этом взгляд скользнул по небосводу, и, возможно, мне это только показалось, но там я увидел яркий солнечный проблеск, и по моему лицу пробежала тёплая волна. Впрочем, это ощущение было мимолётным. Я снова ударился о палубу и провалился во тьму беспамятства…

Приходил в себя я очень медленно и тяжело. Вокруг была вязкая темнота, сквозь которую я куда-то продирался. Голова болела, словно с бодуна, а тело постоянно вздрагивало. Рядом были люди, которых я чувствовал, но не мог определить. Мне постоянно хотелось открыть глаза, только сделать это не получалось. Веки будто свинцом налились. Но я не оставлял попыток выбраться из того состояния. Рвался и наконец всё же вырвался к свету.

Хлоп! По глазам ударил яркий свет, который на самом деле оказался полутьмой убогой рыбацкой хижины. Рядом немедленно появился Немой, который приложил к моим пересохшим губам деревянный ковшик с прохладной, слегка солоноватой водой, и я смог напиться. В хижине царила тишина, и в ней была такая душевная разрядка, какой у меня не было уже давно. Я имел возможность немного подумать о том, что произошло в море, собраться с мыслями и проверить своё физическое состояние. Морена-смерть вновь не смогла до меня добраться, руки и ноги шевелились, дыхание было ровным, фатальных повреждений не имелось, и я мог жить дальше. Значит, ещё буду любить женщин, смогу растить своих детей, радоваться солнечным дням, воевать и, как обещал небожителю, бить врагов моего народа. Эх-х! Как же это здорово! Нет слов! Где мои слова?! A-а, вот они! Ну, полный трындец!

Однако вскоре моё сдобренное душевным ликованием спокойствие было нарушено. В хижину вбежал улыбающийся Самород, а следом появились Вартислав Никлотинг, Корней Жарко и Поято Ратмирович. Два варяга, бодрич и прусс подтащили к широкой лавке, на которой я лежал, ещё одну, оттеснили Немого, уселись, и Ранко, слегка нагнувшись, спросил:

– Как ты, Вадим?

– Нормально, – с трудом выдавил я, после чего ещё раз прислушался к своим внутренним ощущениям и добавил: – Через несколько часов смогу встать.

– Добро, – кивнул Самород, – а то варяги с других кораблей уже на свободную охоту собираются. Говорят, раз вождь слёг, мы его выздоровления ждать не станем.

– Векомирович тоже так говорит?

– Нет. Он молчит.

– Ладно. Расскажи, что было.