Я уже устраивался в седле Флитер.

— Готов.

— Подождите! — закричал Персеверанс, и я ощутил себя предателем, но покачал головой. Лант что-то неразборчиво сказал, я услышал только ответ Риддла «Значит, двигайся как можешь», и наши лошади прямо с парома помчались по дороге, через крошечную деревеньку, гремя копытами по ледяному булыжнику. За небольшим скоплением домов от основной дороги отходила в сторону небольшая проселочная тропа. Флитер не стала дожидаться, когда я укажу ей. Она прыжком вышла на нее и перешла в галоп. Чалая весь день ждала этого, и нос жеребца Риддла у моего стремени только подстегивал ее. Хорошо утоптанный снег на дороге облегчал бег лошадям, и вскоре мои щеки запылали от ветра.

Давай! прошептал я Флитер и почувствовал ее радостное согласие. Она рванула вперед, и мир замелькал вокруг.

Вскоре я услышал стук копыт позади. Я оглянулся и увидел, как Персеверанс подгоняет свою лошадь и почти наступает нам на пятки. Лант шел сзади, одной рукой вцепившись в вожжи, а второй сжимая плечо. Лицо его было мрачным. Я решил, что ничего не могу с этим поделать, и мы понеслись дальше.

Мое тело окончательно приноровилось к движению Флитер, и мы слились с ней в единое целое. Она была великолепной лошадью, и я не смог удержать свое восхищение, передавшееся ей.

Хорошо идем вместе, ты и я, сказала она, и я не стал спорить. Я ощущал, как она радуется нашему бегу во главе отряда, как тянет каждый свой шаг, опережая мерина Риддла. Я вспомнил другую скачку, много лет тому назад. Тогда я был совсем молод и спешил за Чейдом через холмы и лес, в Кузницу, где мы впервые встретились с перекованными. Я выбросил это воспоминание и вернулся к сегодня, к этому дню, этой лошади и ветру на моем лице.

Я забыл обо всем. Мы просто неслись по дороге, мы двое. Больше ничего не было. Только мысли о том, как хорошо двигаться вместе. Я позволил ей перейти на шаг. Мы замедлились, она передохнула и снова поскакала. Мы напугали лису с кроликом в челюсти. Спускаясь с пригорка, она перемахнула ручей.

Я Флитер! радовалась она, и я радовался вместе с ней.

Ранний зимний вечер бросил на снег светло-голубые тени. Мы столкнулись с упряжкой тяжелых черных лошадей, запряженных в телегу, которой управлял мальчик немногим старше Персеверанса. Она была нагружена дровами, и мы уступили ей дорогу. Флитер пробилась сквозь глубокий снег сбоку от нее, и Риддл с мерином последовали за нами.

Мне не приходилось подгонять чалую. Она знала, что мне нужна скорость, и сердце ее было отдано мне. Вскоре Лант совсем отстал, а после пропал и Персеверанс. Риддл все еще держался. Он больше не шел сбоку, но всякий раз, когда я оглядывался, видел его лицо, красное и обмороженное, а его темные глаза были полны решимости. И каждый раз, когда я оглядывался, он кивал мне, и мы продолжали скачку. Свет дня медленно уходил, цвет терялся вместе с ним. Стало холоднее, поднялся ветер. Почему мне казалось, что ездить против ледяного ветра не так уж и трудно? Кожа на лице стала жесткой, губы потрескались, кончики пальцев совсем замерзли.