— Фитц? — задумчиво спросил Риддл.

— Прости, — солгал я, вставая. Я поймал его, когда он начал падать, и осторожно опустил на пол. Приподняв за плечи, я подтащил его ближе к огню. Нашарив плащ, я укрыл Риддла. Пересиливая себя, он открыл глаза.

— Позаботься о Ланте и мальчике, — попросил я его. — Ты этим очень мне поможешь. А свою работу я сделаю лучше, если буду один. Не злись. Я всегда был коварным бастардом. И ты это знаешь.

— Фиицц, — умудрился выдавить из себя Риддл, и глаза его закрылись. Я тяжело вздохнул.

— О, Фитц, — сказала ворона странным голосом, похожим на голос Шута. Прозвучало как упрек.

— Я делаю то, что должен сделать, — ответил я ей. — Тебя я тоже с собой не возьму.

Я подкинул бревно в огонь, лег рядом с Риддлом, спиной к нему, укрыл нас еще одним плащом и закрыл глаза. Заснуть я себе не позволил. Такой роскоши мне не досталось. Я отдыхал, пока бревно, укрепленное в камине, не упало с треском.

Услышав его, я поднялся. Насыпав семян на кусок хлеба, я вышел к лошадям. Двигался я тихо, разбудив Флитер и прикосновением, и мыслью.

Ее обманывать я не стал.

— Если ты съешь это, у тебя появятся силы скакать всю ночь и весь завтрашний день.

Я думал, она спросит меня о чем-нибудь. Ночной Волк обязательно бы спросил. Вместо этого она без колебаний цапнула хлеб с моей руки. Ее доверие угнетало меня. Вряд ли ей навредит это, но все-таки мне не нравилось то, что я сделал. Я вернулся в хижину, давая время семенам войти в силу.

Слегка вжав семена карриса в остатки сыра и поджарив его на уже подсохшем хлебе, я тоже поел. Семена карриса часто использовали на праздничных тортах для настроения и придания сил. Я смотрел на это трезво. Действие их зачастую оканчивалось слишком резко. Я хорошо помнил то падение Чейда, к которому привела эта привычка. Хлеб, расплавленный сыр и острые семена оказались вкусны, я сразу почувствовал бодрость. Теперь по крошечной хижине я двигался почти беззаботно. Все трое спали тяжело и до полудня не должны были проснуться. Вороне я отрезал небольшой кусок хлеба и налил в кружку воды. Перед уходом я еще раз проверил Персеверанса, беспокоясь, не дал ли ему слишком большую дозу своего чая. Но его дыхание было сильным, и он даже что-то пробормотал, пока я искал пульс на его горле. Все будет в порядке. Я промыл все кружки и, набив горшок снегом, растопил его, добавив к воде все свои запасы коры делвен. Пора исчезнуть из течения Скилла. Я так и не сказал Чейду, что сохранил щепотку ее для себя. Тогда это казалось хорошей идеей. Теперь, выпив горькое пойло, я понял, что никто не сможет спрятать мою дочь от меня или одурманить мой разум. Я почувствовал, как захлопнулся Скилл, как притупилось сознание и тело наполнила странная энергия. Я вымыл чайник и вернул его на стол. Собрал кое-что из еды, подбросил дров в огонь. Когда я вышел за дверь, то услышал резкий хлопок крыльев и почувствовал пощечину черных перьев сбежавшей вороны. Она полетела к крыше конюшни и осыпала меня снегом, устроившись там. Луна стояла высоко, но даже сейчас она казалась темным пятном на темном небе. Я посмотрел в ее сторону.