Между тем сумрак уже начал опускаться на черный лес. Сначала совсем незаметно небо темнело — плавно-плавно, меняя лишь оттенок, а затем Даэн вдруг увидела, что тени сгустились, и что со всех сторон к ним подкрадывается темнота. И всей собой Птица ощущала, как где-то в глубине Мертволесья, у самого его истока меж двух гор, просыпаются твари, лишенные сердца. Открывают белые глаза, выбираются из густой, словно деготь, мглы — и все смотрят в сторону юга, ощущая жизнь, забредшую сюда. И вот-вот выйдут на охоту.

— Впереди лес редеет, — отрывисто доложила Меред, и сердце Даэн забилось быстрее. Хвала тебе, Хартанэ… Значит, они успеют покинуть Мертволесье до захода солнца.

И впрямь, впереди через решетку черных стволов виднелось сухое поле, а дальше — белый простор, расстилающийся до самых гор. Сами того не замечая, Птицы ускорили шаг, из последних сил стремясь вырваться из-под тяжелой, нависающей над головой сети сухих ветвей. Несколько раз Даэн оглянулась, чувствуя на себе чей-то голодный хищный взгляд — и ей казалось, что меж деревьев мелькнула в сторону чья-то тень да белые глаза блеснули. Ветер донес до ее слуха чей-то шепот, но до черты Мертволесья оставалось уже совсем немного.

Они вырвались из плена черной земли в тот самый миг, когда темнота стала осязаемой, тяжелой — солнце уже ушло за край земли, и теперь мир стремительно погружался в чернильный омут. Даже воздух за пределами Мертволесья был легким, живым, несмотря на то, что вокруг леса энергии тоже были полумертвыми. Даэн глубоко вдохнула, жадно втягивая носом воздух и горячо благодаря Хартанэ. Успели. Богиня, мы успели. Черепа, глядящие пустыми глазницами им в спину, не пугали ее — но обернуться назад и стать лицом к Мертволесью почему-то было страшно. Она знала: если обернется, увидит что-то совсем нехорошее.

— Не останавливаемся. Мы слишком близко от них, нужно отойти. И по-хорошему, останавливаться нам сейчас никак нельзя.

— Ее можно отнести на мельницу, к тому ненормальному… то есть, к духу, которого она лечила. Быть может, он сумеет разбудить твою спящую красавицу, — заметила Атеа. На этот раз в голосе ее не было никакой насмешки.

Справа от них в нескольких саженях темнел силуэт старой мельницы. Где-то там сейчас был нойя — быть может, спал, излеченный колдуньей, быть может, смотрел на них, спрятавшись в игру света и теней…

— Едва ли, — Даэн снова посмотрела на Мару. Казалось, что черты лица ведьмы истончились, стали восковыми — и это тоже почему-то было страшно, хоть ведьма и продолжала дышать, — Он не лекарь и не колдун. Ей нужна Мэг. Как и каждой из нас, — взгляд Коршуна поневоле скользнул по запекшейся полосе на щеке Лебедя. Та поняла, на что смотрит Даэн.