Ее бросило в жар, оттуда — в стылый холод. Даэн с трудом удержалась на ногах, придавленная к земле неведомой мощью, и слепо заморгала, пытаясь понять, что происходит. Свет чуть ослаб, стал прозрачнее, и где-то в центре этого сияния Коршун сумела разглядеть силуэт женщины, окруженный золотистым свечением. Мара? Имя отозвалось рваным ударом сердца. Ведьма плела то самое колдовство, которым сразила скаах несколько часов назад, и сейчас на поляне не осталось ни одного духа.

Затем свет резко сошел, сжался и словно бы втянулся в колдунью — сияние огненной нитью вошло в ее грудь, и еще секунду Даэн видела пылающий светлый клубочек где-то у ее сердца. А потом Мара вдруг осела на землю, как-то изламываясь, будто тростинка на безжалостном ветру, и страх хлестнул Даэн ледяным кнутом. Женщина рванула к ведьме, подхватывая ее у самой колючей линии пожухлой травы, и как только ладони ее коснулись Мары, кожу обожгло сотней раскаленных игл. Коршун не разжала рук, осторожно опускаясь вместе со своей драгоценной ношей на землю, и ведьма вдруг глухо застонала, выгнувшись дугой.

— Мара? Мара! Что с тобой? Мара!..

Женщина в ее руках лишь тяжело дышала, и лицо ее было искажено от боли. Даэн бережно приподняла ее, помогая ей сесть.

— Даэн, что с ней?

Сейчас Коршун не знала, кому принадлежал голос, кто ее спрашивает — все отошло куда-то на второй план. Она чувствовала пальцами сердцебиение ведьмы — рваное, беспокойное, какое-то надрывное. Не смей умирать! От ужаса потемнело в глазах, но Даэн усилием воли заставила себя не паниковать. Веки Мары чуть подрагивали, будто ей что-то снилось, и под ее ресницами Коршун видела тонкую серую полосу, где гасли последние искорки звезд, осыпавшихся с Колеса. А затем ведьма замерла. Тонкая ее шея изогнулась, пряди из черной косы, упавшие на лоб, соскользнули с ее лица. Мара дышала — но как-то странно, прерывисто. Даэн, непрестанно молясь Хартанэ, перехватила ее и аккуратно подняла, прижимая колдунью к себе. Та была без сознания. Богиня, чем же помочь?!

— Даэн, что будем делать? — Меред подошла ближе, и лишь тогда Коршун обратила внимание на нее. Девушка ссутулилась от усталости, дышала тяжело, а левую кисть ее избороздили две длинные раны. Но в целом Меред была в порядке и держалась на ногах — значит, серьезных ранений не было. Поймав обеспокоенный взгляд старшей Птицы, она тряхнула головой, — Со мной все хорошо. Что с госпожой Марой?

Даэн отрывисто ответила:

— Я не знаю, что с ней — но сдается мне, нужно унести ее отсюда, и как можно скорее, — женщина, приказав себе мыслить хладнокровно, подняла глаза на Атеа. Щеку девушки рассекал некрасивый рубец — шрам явно останется на всю жизнь. Она согнулась, упираясь ладонями в колени, и пыталась восстановить дыхание. Волосы ее растрепались, и теперь Лебедь походила на настоящую фурию. Взгляд, который встретила Даэн, не сулил ничего хорошего, — Атеа, ты как?