За стенами Келерийской гильдии шумели ветра и пели волки. Где-то далеко-далеко шелестел сухостой, пропарывающий белоснежное одеяло снега, и в песне той была задумчивая грусть, тишь и тоска. Ати сидела на подоконнике, глядя за окно, туда, где над спящим миром развевалось лоскутным платком северное сияние. Сквозь него просвечивали тускло звезды, и одна из них, та, что поднялась почти выше всех, заливала сумрачным светом долину. И она сама тоже была такой, как песни сухого былья на ветру — задумчивой и тоскливой, печальной. Ати ощущала ее грусть — но вместе с тем было что-то еще, тонкое и прозрачное, неуловимое…

— Наверное, тебе тяжело… — прошептала девочка в темноту, глядя на синюю искорку, мерцающую вдали, — Ты ведь не злая. Ты — нет… Ты всего лишь огонек на небе, свеча в чьем-то доме — а тебя клянут люди столько лет.

Звезда не ответила ей — лишь мигнула коротко, словно сердце ее на миг ударилось о ледяную грудь чуть сильнее, чем обычно. А Ати вдруг подумала, что прежде она тоже всем сердцем ненавидела этот холодный северный свет, что был знамением беды. На самом-то деле, не существовало никакого зла — существовала лишь небесная воля, и все в мире строилось так, как должно было.

Даже глаза дикого, бездонные омуты пустоты.

Даже смерти и разрушения.

Даже Ярис, что сегодня сияла ярче, чем когда-либо, и стояла выше, чем всю зиму до того.

И Ати не боялась. Весь мир лежал в руках Творца — а это означало, что бояться нельзя. Он все заплетет верно. Он знает, что делает.

Осыпался город под тяжелыми сводами гор, рождались миры в руках бессмертного бога. Шли войны, бури неслись следом за штормовыми ветрами, гибли народы и государства. Рождались дети, вслух произносились самые верные клятвы, сквозь жесткий камень прорастала лоза. Полотно плелось под ласковыми ладонями, и каждая нить в нем была прекрасна.

Тэарга закрыла глаза, не обращая внимания на влажную соль, стекающую слезами по щекам, и рассмеялась — от всего сердца искренне рассмеялась. В каждом моменте времени спало счастье и истина, в каждой секунде было таинство жизни — и она жила, жила вместе со всеми мирами всех Вселенных, так остро и светло жила.

Следующая нить вплелась в полотно, став на свое место. Узор начал вырисовываться на нем теперь еще яснее, и от того на душе было легко. Словно кто-то вернул ей детство — то самое, которого у нее никогда не было. Словно кто-то открыл ей правду — и она держала ее двумя руками, поднимая к небу и смеясь, и жизнь прорастала сквозь смерть, и вечность разбивала изнутри твердую серую оболочку плоти. Дороги переплетались, связывались, тянулись все дальше, и под звездное Колесо ложились солнечные ветра, тянущиеся куда-то в бесконечность, в вечное золотое «Сейчас», в котором закольцовывалось все, существующее в мире. Творец глядел на мир — и улыбался.