— Я помню тебя, искорка — помню, хоть ты, наверное, и думаешь, что это невозможно… мол, слепая. А я вижу так, как ни одна из вас не видит. И я видела тебя, когда ты еще на руках у матери своей лежала, у ее груди — Миренэвар пришла ко мне просить благословения для тебя. Ты была теплая, и такая маленькая — точно искорка… — она усмехнулась, тряхнув головой, — Я еще тогда знала — ты, девочка, станешь великой.

Шедавар не перебивала ее, не торопила. Знающая спустилась сюда из своей пещеры сама, проделав такой тяжелый путь — значит, ей нужно было сказать что-то очень важное.

— И так оно и случилось, да, случилось… Ты так выросла, искорка… — ее дрожащая ладонь накрыла руку Шеды, а в голосе вдруг прорезалась горечь, — Ты ведешь за собой наших детей, даруя им надежду. Ты готова сжечь все былое, чтобы дать жизнь новому, не раздумывая. Не спрашивая совета, ты делаешь так, как велит тебе сердце — а может, это небо говорит через тебя… И, наверное, ты не ошибаешься…

Что-то было в ее речах, что-то пряталось, и с каждым словом ее Шедавар чувствовала нарастающую тревогу, тяжелую и колючую, словно ощетинившийся базальтовый камень. И тревога эта разгорелась пламенем в ее груди в тот миг, когда Мэгавар подняла на нее белые глаза, в которых плескалась боль, ярость и страх, и почти беззвучно прошептала:

— Но сейчас, девочка, вместе с былым можем сгореть и мы.

Помолчав, Мэгавар прикрыла глаза — впервые на памяти Шеды, смежив веки сознательно. Плечи старой ведьмы опустились, будто сверху на нее давила земная твердь — вся, какая есть. А затем она тихо-тихо выдохнула:

— Что же ты наделала, искорка… Зачем же ты ее отпустила…

В белой тишине был лишь один звук — скрип снега под сапогами да тихий звон, когда снежная пыль осыпалась наземь, касаясь ледяными боками ослепительного покрывала, устилающего землю. Скалы наконец расступились, и у Меред пропало ощущение, что камень хочет навалиться на нее, сдавить ее в губительных объятиях и сделать частью себя. Даже дышать стало легче, не говоря уже о том, что мир, казалось, посветлел. До самого горизонта землю устилал снег, и все тонуло и терялось в этой белизне — лишь острые бивни скал взрезали простор, впиваясь в серое небо. Меред уже который час пыталась найти взглядом башни Гильдии, прорезающие вышину каменными копьями — однако край земли все так же пустовал.

Атеа бодро шагала впереди, не давая им подолгу засиживаться на привалах или замедляться. Казалось, что у девушки второе дыхание открылось, и теперь она стремится дойти до Гильдии как можно быстрее. Лебедь даже не оглядывалась на них, изредка бросая через плечо что-то вроде «Боги, вы можете не ползти, как улитки по весне?! Шевелитесь там!», и Меред волей-неволей приходилось ускоряться, сцепив зубы. Тэаргавар шла позади нее, и несколько раз Птица, обернувшись, видела, что эльфийская ведьма смотрит назад.