— Других вариантов я не вижу, — флегматично заметила эльфийка. В темноте она походила на плакальщицу — в Паррене за мертвыми всегда ходили женщины, покрывавшие головы черными платками, да так, что лица видно не было; больше всего они напоминали саму смерть, и маленькая Меред боялась их пуще всего остального. Сейчас ее тоже передернуло: край длинного пальто полоскал сильный ветер, но капюшон ни разу не упал на плечи Тэарги. Казалось, что темнота вокруг ведьмы куда гуще и осязаемей, чем за несколько саженей от нее. Справившись со странным оцепенением, на миг сковавшим плечи, Меред проворчала:

— Другие варианты были бы, госпожа, если бы ты согласилась открыть лицо. Возможно, люди…

Тэарга вдруг коротко хохотнула — Меред даже замерла: до того она никогда не слышала, как эльфийская ведьма смеется. Звук этот прошелся холодком по рукам, вцепился морозом в загривок, и Птице отчаянно захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. Голос Тэаргавар тоже ее пугал — он напоминал шепот теней из тех странных снов, которые и кошмарами не назовешь, но которые заставляли замереть все внутри в немом беспокойстве. Впрочем, проще было найти, что в колдунье ее не пугало.

— Ты ведь знаешь, кто я, Птица Меред, — ведьма подошла чуть ближе — ровно настолько, чтоб Меред смогла увидеть ее улыбку. Она подняла тонкие руки, и на миг девушке показалось, что сейчас она сбросит капюшон — но та лишь играючи провела хрупкими пальцами по самому краю ткани, расшитому вдоль темной рунической вязью. Жест этот был дразнящим, и Птица едва не отшатнулась прочь, — Как ты думаешь, приняли бы нас более радушно, если бы они увидели это своими глазами?

Меред и сама поняла, что сморозила глупость. Она и сама испытывала какой-то суеверный страх перед Рожденными Луной — это даже не было связано с самой Тэаргой. Просто где-то в подкорке лежало знание, что таких нужно сторониться, и Меред ничего не могла с собой поделать. С другой стороны, она ведь сумела как-то привыкнуть к желтым глазам эльфиек — почти звериным, внимательным, — к их бледной коже и почти бесцветным волосам, что казались седыми… Тэаргавар вряд ли была страшнее их. Впрочем, любопытство не настолько съедало Птицу, чтоб она попросила колдунью все же показать лицо.

— Ты не можешь навести на себя морок? — хмуро поинтересовалась Птица, в глубине души зная ответ. Тэарга покачала головой.

— Нет. Морок изменил бы черты моего лица, затенил бы цвет волос — но глаза остались бы прежними.

— Тогда я вообще не понимаю, что мы делаем и зачем, — в сердцах выдохнула Птица, взъерошив ладонью жесткие волосы и устало прикрыв глаза. Дамала ничего не сказала ей: не дала конкретного места, где искать ведунов, не поведала, как вообще это сделать… У Меред не было ничего — только весь огромный Тиннеред, растянутый далеко на юг, и неизвестность. Ты — как всегда, Хартанэ: улыбаешься мне краешком губ, оставляешь в ладонях смутную тень — а дальше сама, как хочешь. Зови тебя, не зови… Тэаргавар спрятала руки в широкие рукава, складывая их под грудью.