– В жизни сюрпризов хоть отбавляй.

На этом он повернулся к лачуге спиной и ушел в густой сумрак.

В грезах он часто живописал себе сцену великого прощания. Вот он шествует в яркую будущность мимо радушно напутствующих его названных, а спину ему саднит от крепких сердечных хлопков. Шагает по коридору из обнаженных мечей, блещущих на ярком солнце. Скачет вдаль, приветственно вздымая кулак под бесшабашный гомон карлов, а женщины вовсю льют слезы, хотя откуда здесь взяться женщинам, остается лишь гадать.

На самом деле он тихо ускользал в прохладном предрассветном сумраке, никем не замеченный и не запомненный. Видно, оттого, что у жизни такое невзрачное обличье, человеку и нужны грезы.

Все более-менее именитые толклись на Героях, ждали потешной расправы над Кальдером. Лишь Весельчак Йон, Легкоступ да Фладд спустились с ним попрощаться. Остатки Зобовой дюжины. Да еще Бек, с темными кругами под глазами и Мечом Мечей в кулаке. Как бы они ни пытались крепиться-улыбаться, на лицах читалась обида. Как будто он их чем-то подвел. А может, так оно и было.

Зоб всегда втихомолку гордился, что о нем тепло отзываются. Мол, прямой, как резак и все такое. Между тем мертвые его друзья давным-давно числом превысили живущих, а за последние дни как будто скопом подняли чашу его авторитета. Трое из тех, кто мог бы попрощаться и напутствовать его теплее других, лежали в грязи на вершине холма, а еще двое – на задке его кибитки.

Он попробовал натянуть на них старое одеяло, но, как ни растягивай, квадратным оно не становилось. И сквозь истертую старую ткань жалкими бугорками проступали подбородки Жужела с Дрофдом, их носы и ступни. Такой вот саван для героев. Хотя хорошие одеяла нужны живым. Мертвым согреваться ни к чему.

– Поверить не могу, что ты уходишь, – признался Легкоступ.

– Да я уж сколько лет об этом говорил.

– Говорил. Но не уходил же.

Зобу оставалось лишь пожать плечами.

– А теперь вот да.

Для Зоба прощание с бойцами было сродни пожатию рук перед боем. Тот же острый прилив дружеского чувства. Хотя в эту минуту оно значило еще больше, потому как все знали, что это последний раз, а не просто опасались, что может таковым оказаться. Однако если не считать порывистых объятий, ощущение это было совсем иного рода. Друзья казались малознакомыми, чуть ли не чужими. Быть может, он сам для них сейчас вроде павшего товарища. Они просто хотят его похоронить, чтобы продолжать жить дальше. Для него нет даже рутинного ритуала склоненных голов над свежевырытой могилой. А есть лишь краткое прощание, похожее на предательство с обеих сторон.