Диллард знал, что пора приступать к делу, что каждая минута, пока он тянет резину, могла стать минутой, когда кто-то решит зайти в гараж к Генералу и обнаружить то, что там творится. Или Джесс мог вдруг показаться в городе. Но следующий шаг оказался гораздо труднее, чем он ожидал. Диллард смотрел, как Линда переворачивает на сковородке сыр, смотрел ей прямо в затылок – какие у нее красивые волосы – и представлял себе, какое у нее будет лицо, когда он нанесет первый удар: боль, непонимание, ужас. И ему придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.

Он стиснул зубы. «Не время сейчас нюни распускать».

Он взял со стола пластиковый пакет, вышел обратно в коридор, зашел в ванную. Опорожнил мочевой пузырь, потом разделся, весь, до носков. Отпечатки ног в крови можно было использовать для идентификации так же, как и отпечатки пальцев; проще будет потом просто сжечь носки. Насчет ДНК он не беспокоился: это был его дом, конечно, его ДНК будет повсюду. Но кровь – кровь это совсем другое дело. Если он собирался сделать все так, чтобы было похоже на убийства в гараже, крови будет много, и придется проследить, чтобы на одежду не попало ни капли. Он аккуратно сложил одежду, часы и ботинки на полу рядом с раковиной. Покончив с убийствами и оставив улики, указывающие на Джесса, он примет душ, спустится вниз и оденется здесь.

Диллард открыл пакет, достал перчатки, надел их, потом взял молоток с круглым бойком. Хороший инструмент для начала. Сначала он стукнет Линду, сильно, но не слишком, только чтобы вырубить, потом, может, коленную чашечку разбить, чтобы не сбежала, пока он занимается Эбигейл. А потом он достанет нож и сделает все как следует.

Он открыл дверь и вышел из ванной, и сквозняк обдал холодом его наготу.

– Мясо, – прошептал Диллард. – Они – всего лишь мясо.

* * *

Ничто.

Темнота.

Свет.

Он плывет, и течение тянет его куда-то вниз, вниз, вниз.

Он задыхается. Тонет. Вес. Боль плоти. Санта-Клаус ощутил спиной холодный камень, открыл глаза. Все вокруг было залито золотистым сиянием. Вокруг теснились какие-то неясные силуэты.

Одно лицо медленно обрело четкость: кто-то наклонился над ним… нет, не Нанна. Перхта, его земная жена. Стиснув его руку, она с тревогой глядела на него своими древними глазами.

– Он жив, – прошептала она, потом повоторила громко: – Санта-Клаус вернулся к нам!

Над ним пронесся шквал радостных восклицаний. Санта сморгнул; он лежал в часовне, в окружении своих младших жен. И все они вопили и рыдали от радости. Эти звуки впивались ему в мозг, как ножи.