– Не смей сдаваться, Флакон. Просто не смей. Потому что либо ты нас выведешь, либо нам всем конец.

– Да будь ты проклят, – прошипел Флакон. – Тебе не приходило в голову, что, может, выхода и нет вообще? С чего бы ему тут быть? Крысы-то маленькие, да что там, Худом клянусь, они даже жить здесь могут. С чего бы тут взяться тоннелю, по которому мы сможем проползти? Какому-нибудь подходящему выходу из-под этого проклятого города? Честно говоря, я поражён, что мы так далеко забрались. Слушай, можно ведь вернуться просто в храм – и оттуда уже выкапываться…

– Это ты ничего не понимаешь, солдат. Там гора над тоннелем, в который мы спрятались. Гора, бывшая прежде самым большим храмом в городе. «Выкапываться»? Забудь. Пути назад нет, Флакон. Только вперёд. А теперь достань мне нож, будь ты неладен.

Улыбка вытащила один из своих метательных ножей и передала ребёнку впереди. Что-то ей подсказывало, что дальше они не пройдут. Разве что, может, дети. По цепочке передали приказ – пустить сирот вперёд. По крайней мере, тогда они смогут пробраться дальше, найти выход. Столько усилий… пусть хоть кто-то в итоге спасётся.

Далеко-то они всё равно не зайдут – без Флакона. Вот ведь ублюдок бесхребетный – и мы от него зависим. Подумать только. От человека, который водится с крысами, ящерицами, пауками и грибочками. Умом, небось, с ними меряется – и борьба идёт нешуточная.

Впрочем, он ведь не такой и плохой – забрал же у неё ранец в тот день на марше, когда сучка-капитанша с ходу показала, насколько она чокнутая. Это было благородно с его стороны. До странности благородно. Но иногда такое с мужчинами случается. Улыбка прежде в это не верила, но теперь уж не было выбора. Даже мужчина может тебя удивить.

Ребёнок сзади взялся перебираться через Улыбку: только локти да колени, и ещё сопливый, грязный нос. И пахнет. Воняет, прямо скажем. Мерзкие они, дети. Жадные, эгоистичные тираны, мальчишкам только кусаться да царапаться, девочкам только царапаться да плеваться. Сбиваются в сопливые стаи и вынюхивают слабости – и горе тому малышу, который свои не сумеет спрятать, – остальные тут же набросятся, как маленькие акулы. Отличное развлечение – травить других.

Если только эти коротышки выживут, буду им потом являться. Всем и каждому, до конца дней.

– Слушай, ты! – зарычала она, получив локтем в нос. – Проваливай отсюда, шкура вонючая! Давай-давай, обезьяныш!

Сзади прозвучал голос: