– Полегче. Ты ведь и сама была когда-то ребёнком…
– Ты обо мне ничегошеньки не знаешь, поэтому заткнись!
– Ты что, из яйца вылупилась? Ха! Готов поверить! Как все прочие змеи!
– Ага, точно. В общем, кем бы ты ни был, даже не думай ползти мимо меня.
– И оказаться
Улыбка фыркнула:
– Рада, что мы друг друга поняли.
Если дальше хода нет – все сойдут с ума. Это наверняка. Что ж, по крайней мере, у неё осталась пара ножей – кто бы ни полез к ней, поплатится.
Дети ползли, протискивались в щель, и сбивались в кучку на другой стороне, а Спрут продолжал ковырять пол лезвием ножа. Они плакали, цеплялись друг за дружку, и у Флакона от этого разрывалось сердце. Им придётся набраться смелости, но сейчас надежды на это мало.
Сопение и ворчание Спрута, затем ругательства: сапёр сломал кончик лезвия – в общем, не самые обнадёживающие звуки. Впереди крыса кружила по краю провала, её усы подрагивали в потоке тёплого воздуха, который шёл из колодца. Она могла бы перебраться на другую сторону – и Флакон хотел, чтобы перебралась, – но, похоже, его власть над маленьким созданием слабела, ибо крыса сопротивлялась, выставляла головку над краем провала, перебирала коготками его неровную стенку, а воздух всё тёк и тёк мимо…
Флакон нахмурился. Из колодца воздух шёл вниз. А из провала – вверх. И оба потока соединялись в тоннеле, чтобы покатиться в сторону детей.
Но крыса… воздух снизу. Тёплый, не прохладный.
– Спрут!
Сапёр замер:
– Что?
– Мы должны пробраться! Там провал – у него края высеченные. Этот колодец вырыли, Спрут, – кто-то прокопался здесь в склон теля, это единственный возможный вариант!
После этих слов Флакона детский плач стих. Маг продолжил: