Река блеснула под обрывом.

Временами поскальзываясь, он торопливо спустился по тропе, облитой росами. Под ногою затрещала ветка – вороньё всполошилось вверху. Загорланило, размахивая крыльями в листве, но не улетая.

Парень добрался до лодки. Камень поднял. Верёвку вынул из кармана. Обвязал кругом камня. Облизнувши губы, огляделся. Отражение полумесяца разбитым красноватым крошевом трепетало у кромки воды… Где-то в прибрежных зарослях пичуга попискивала. Музыка еле-еле слышалась вдали. Красные, зелёные и синие, золотистые и фиолетовые огни – большими высокими дугами вспыхивали – праздничные ракеты над посёлком гидростроителей…

«Заехать, что ли, в гости? – подумал он, оставляя камень в лодке. – Проститься надо кое с кем из Благих Намерений!»

21

Тёмный крутояр – как древнее какое-то гигантское горбатое животное, окаменевшее в ледниковый период. (И холодок от крутояра неспроста). С недавних пор тут появилась небольшая пристань – железный дебаркадер, деревянная лестница, зигзагообразно ведущая вверх. На крутояре – штук десять вагончиков. Трансформаторная будка. Железобетонные треугольные блоки под самые звёзды взгромоздились горой, будто современная, плохо сложенная пирамида Хеопса.

Лодка причалила к дебаркадеру. Серьга поднялся по лестнице. Кругом было темно и только столовая гидростроителей освещена – свет в окошках, на крыльце, во дворе.

За окнами, когда Серьга приблизился, был слышен приглушённый гул большого зала. Аплодисменты раздавались – словно щебень самосвалы сыпали.

Серьга ступил на освещенное крыльцо. В шумный зал протиснулся.

Шло награждение участников «героического штурма реки». Раскрасневшийся круглолицый начальник строительства Ярыгин, колыхая жирным подбородком, наползающим на галстук, торжественно вручал ордена и медали. Руку сердечно и долго потрясал награжденному, обнимал по-отечески и, захмелев, лез мокрыми губами целоваться и даже скупою суровой слезой окроплял блестящие награды… Оркестр в это время лихо выводил короткий туш и, глядя на Ярыгина, дожидаясь, когда он проплачется над очередным награжденным героем, – снова шпарил бравурный марш…

На возвышении стоял смущенный Варфоломей Кикиморов.

– Ето самое… – Разводя руками, он, косноязычный, неуклюжий, косился на медаль, покашливал. – Ну, какое ответное слово ломануть мне сейчас? Ето самое… Вот… Как простой советский подрывник России могу, ето самое, чо вам сказать? Взрывал, бляха-муха, и будувзрывать! Спасибо, значит, братцы, за доверие и ето самое… Да здравствует, мать его так, демонит!

Чистяков поначалу побаивался, как бы кто его не остановил. Но вскоре он понял – никому тут дела нету до него. На этом празднике – вдруг понял Серьга – его принимают за своего. За простого работягу.