Марк, наконец, очнулся и поймал подсказку, а может, и сам сделал тот же выбор. Вскинул перед лицом руку, жест был похож на последнюю, бессмысленную попытку защиты. Лже-Милена рассмеялась. Первую пулю она предназначила руке, а вернее — лицу за этим слабым щитом...
Милена настоящая повторила жест Марка, отсылая ему в слитности движения — смысл. То, что мог бы взять из последнего мгновения вальз запада для своего спасения... Опытный вальз. Где только его взять, опыт...
Ван завизжал, когда палец убийцы медленно-медленно надавил на спуск. Но смотрел мальчишка не на оружие или убийцу, а на тыльную сторону ладони — совсем как Марк. Ладонь, управляемая троими — Марком, Ваном и едва способной пробиться к их бессознанию Миленой — повернулась ребром. Хрустнули одна за другой мелкие косточки пальцев, сминаемые пулей.
— Тварь, — прорычала Милена, выбитая в сознание своим же криком.
Было больно дышать, глаза едва соглашались воспринимать мир плоским, ограниченным.
Ковер у самой щеки. Ножка стола. Сам стол.
Управляющий Паши-Носорога склонился, смотрит с каким-то суеверным ужасом.
Новый, только что нанятый человек выглядит не лучше. Белый — аж в зелень...
Милена заставила себя вдохнуть и выдохнуть медленно, ровно — приводя в порядок и тело и мысли. Она, оказывается, лежит на ковре, навзничь. И держит перед лицом повернутую ребром ладонь. Пальцы болят, хотя они целы. Её пальцы целы. А вот у Марка...
— Вы как-то, прошу прощения, мерцали, — отметил управляющий. — Это больно?
— Балчуг... Мне надо туда. Срочно!
— Вон там набережная, на машине добираться — пробки помешают. Но если пешком туда и туда, а дальше... Прстите, глупо махать руками, я как-то...
— Я поймала. Разберусь. Найдите Пашу. Скажите, пусть любым способом свяжется с Татью. Ей нельзя в Балчуг. Еще пусть свяжется с Маришкой. Ей надо уходить. С сыном, срочно, бросив все.
Милена закончила говорить уже возле двери приеменой. Вышла в коридор и побежала. Лифт был отвратительно неспешен. Двери так и норовили остановить, мешаясь ужасно. Людей приходилось распихивать. Просторный свитер — и тот был враг, он парусил и чуть-чуть мешал. Все было дурно, даже беспросветно. Кроме одной мысли. Глупой, как все пустые надежды... Если Марк успел повернуть ладонь, если он успел понять подсказку и...
По набережной удалось разогнаться и даже включиться, ощущая себя почти ангом. Черна училась полгода у одного западного. Наловчилась прыгать во всех смыслах, и ускоряя бег, и смещаясь в пространстве. Милена ревновала, пробовала перенять навык — но тщетно. Сейчас она вспомнила то состояние, она размазывалась в пространстве, делаясь едва наблюдаемой для людей плоскости — и все равно не могла протиснуться в слой, где нет смысла в расстоянии.