Машина вкатилась в пустой двор и замерла, укрытая от дороги остовом старого сарая. Черна подхватила вещи с заднего сиденья и первая пошла в дом, сохранивший целой даже дверь. Внутри за краткое время бесхозности уже стало сыро, холодно — но умеренная благополучность еще уцелела. Без затоптанности многими сапогами, без вывернутых на пол вещей и прочих следов мародерства.

Выбрав наугад комнату, Йен сел на кровать, позволил ногам подкоситься. Черна устроилась на полу под окном и прищурилась, рассматривая редеющую ночь снаружи. Чуть подумав, раздвинула уцелевшие занавеси.

— Вууд видит много разного в полете, а ты знаешь то, что он рассмотрел?

— Отчасти, — нехотя признала Черна. — Лучше б не знать. Или хуже? Есть ли смысл прятаться от того, что само ломится и кричит в голос... В плоскости люди поступают с людьми точно так, как в моем мире исподники, взяв замок. Ты не видел, а я знаю... Я ходила с иными ангами в дальний северный замок три года назад. Запад отказал им в натяжке складки, а может, просто не разобрал просьбу. Живой огонь угас. Людей рвали, люди стали — мясо... Когда мы испытываем ужас и боль, когда теряем надежду и впадаем в отчаяние, исподники питаются. Когда мы пришли, они были сыты. Когда мы ушли, они были... мясо. Мой вууд был сыт. Кого кормите вы сегодня ночью?

Глаза воительницы блеснули и закрылись веками. Йен неловко пожал плечами. Шутить не хотелось, пояснять безумную картину своего мира сейчас, пребывая в эпицентре... Сглотнув, англичанин все же попытался, чтобы не молчать.

— Тут много цыган и евреев. Не буду усложнять, не буду говорить о своем отношении к нациям, особенно к этим двум. Сейчас важно иное. Те и другие с точки зрения нацистов — люди последнего сорта. То есть даже не люди, так точнее.

— Так точнее, — тихо повторила Черна.

Оскалилась, рванулась — и исчезла. Йен даже глаза протер и сморгнул. Что за странность? Ведь сидела рядом, опираясь спиной о стену — и просто сгинула, будто её не было вовсе. Впору использовать святую воду, которую в крошечной склянке передал вместе с письмом настоятель из Монтсеррат. Мол — кто знает, с этой она стороны или все же с той, но гостья явно не от мира сего. Читалось то паническое письмо со смехом. Сейчас смотреть на пустое место и медленно расправляющиеся складки половика — вовсе не смешно...

По ушам ударил визг, оборванный на высокой ноте. Йен метнулся в сторону, быстро выхватывая из кармана пистолет — и снова сел, звучно выдохнув сквозь зубы. Черна стояла посреди комнаты, глаза блестели рыжее прежнего. На сгибе локтя дергалась совсем тощая девочка-подросток. Глаза огромные, отчаяние течет из них и затеняет комнату, а слез — нет... ни капли. Широкая ладонь воительницы зажала рот невесть откуда взятой незнакомки.